Здравый смысл подсказал Коули, что надо сбавить скорость до трех четвертей от максимальной, но курс он продолжал выдерживать.

Спасатели редко пользуются превосходными степенями, когда оценивают шторм на море, — если их вообще удается убедить обсуждать эту тему. Но многие из моряков на «Джозефине» сохранили воспоминания об этой ночи. Кто-то из команды даже прибег к романтическому приукрашиванию событий, — правда, со своеобразным юмором.

— Это было не судно — это был чертов аэроплан, который не мог оторваться от земли. Я никогда не видел ничего похожего за двадцать семь лет плавания на море. Я заглянул к радисту. Тот метался, пытаясь поймать свой сундук, летающий по каюте. Каждую секунду и он, и сундук меняли свое место, и сундук почти догнал его. Я встал на койку, уперся в нее ногами и заклинил локти между краем кровати и переборкой. Смеясь сдуру над радистом, я вдруг почувствовал слабость. Это был обыкновенный страх. Страх, который рождает панику. Боже мой, как раскачивало корабль! И как он нырял! Когда судно сходило с гребня, оно опускало нос прямо под следующую волну. Я не пошел смотреть на это с палубы. Мне не нравилось то место, где я был, но я знал, что мне не понравится и любое место наверху.

Это было редкое признание для моряка со спасательного буксира. Оно разительно противоречит кратким записям за ту ночь в бортовом журнале:

«23.45. Скорость снизили до трех четвертей. Ветер и волны усиливаются. Барометр постоянно падает.

24.00. Скорость снизили наполовину. Судно сильно качает, оно клюет носом. Ветер изменил направление на восток-юго-восток, сила 10 баллов. Сильные волны и зыбь».

«Судно сильно качает, оно клюет носом», — звучит в журналах кораблей-спасателей как общее место.

К полудню 25-го стало ясно, что «Джозефина» порядком влипла. Вся в соли до мачтовых площадок, она продиралась через валы зыби на скорости в шестнадцать узлов. Но все еще болталась в 400 милях от места, где «Албисола» встретила «Лейчестера».

Утром 26-го общее возмущение в атмосфере, связанное с ураганом, вызвало высокую волну на всей площади поисков. Погода ухудшалась. Это не прибавило оптимизма мрачно настроенной команде «Лиллиан». Настроение людей на «Зварте Зее» было не лучше.

Галифакс. Даже Фетерстон начал чувствовать раздражение. Напряжение дошло до главной конторы компании в Монреале. Вице-президенты нервно обращались друг к другу с вопросом: нет ли новостей? Это перестало быть обычным вопросом спасательной операции на миллион долларов. Дело «Лейчестера» стало крупной морской загадкой. Но в фирме «Фаундейшен маритайм» никто не думал об отзыве спасателей, — по крайней мере, этого не думал Фетерстон. Его воинственно выдвинутая нижняя челюсть сильнее, чем обычно, выдавалась вперед.

— Он дошел до точки, — сказал один из его коллег. — Дошел настолько, что, если «Лейчестер» затонул, он захочет попытаться достать его со дна океана. Похоже, этот корабль — единственное, о чем он в состоянии думать. Всякий раз, когда раздается звонок с галифакского радио, мы боимся услышать новости. Боимся, что «Зварте Зее» уже буксирует судно. Если бы это случилось, спорю, что Фетерстон способен был бы украсть эсминец у военных моряков и отобрать «Лейчестер» у голландцев насильно.

В 10.00 26-го на борту «Лиллиан» поднялась паника. Впередсмотрящий сообщил о корабле в южной части горизонта. Скоро стало очевидно, что это не может быть брошенное судно, — корабль шел полным ходом. И все же развернулся на полной скорости и направился к нему. Появилась надежда, что незнакомец сможет сообщить что-то новое. «Лиллиан» устремилась к нему, не желая говорить по рации, чтобы не обнаружиться перед «Зварте Зее». Перед полуднем «Лиллиан» оказалась в пределах голосовой связи с норвежским пароходом «Елг». Люди на «Елге» удивились такой встрече посреди океана. Маленькое судно, а так далеко забралось. Что ему здесь делать? Кроу вскоре внес ясность, но норвежец, увы, ничем не мог помочь — никакого брошенного судна они не видели.

«Лиллиан» неохотно вернулась к выполнению своего поискового маршрута. Вид у нее был потрепанный, что отражалось и на лицах команды. Люди уже не надеялись, что удастся отвести свое судно в галифакский док.

— Мы считали, — сказал один из механиков, — что будем отсутствовать двадцать пять дней. Таков у нас и запас топлива. А потом мы будем дрейфовать, словно «Лейчестер». Мы слишком хорошо знаем Фетерстона, чтобы подумать, будто он отпустит нас на берег, пока мы не найдем этот корабль.

Буксир забирался все южнее, и на борту становилось все жарче. Моряки скинули теплые куртки, которые не снимали в северных водах. С лица рулевого постоянно тек пот.

Около часа дня 26-го Кроу собирался спуститься вниз, чтобы немного перекусить, но тут из каюты выскочил радист. Почти одним прыжком он ворвался в штурманскую рубку и сунул в руку капитану наскоро нацарапанную радиограмму. Сообщение было передано открытым текстом, и любой другой корабль в пределах сотен миль мог получить его в ту же минуту, что и «Лиллиан».

«ПАРОХОД „ДЖЕЙМС МАК-ГЕНРИ“ В 12.35 ВИДЕЛ БРОШЕННОЕ СУДНО В ТОЧКЕ С КООРДИНАТАМИ 32°22′ СЕВЕРНОЙ ШИРОТЫ И 48°36′ ЗАПАДНОЙ ДОЛГОТЫ. ПАРОХОД — „ЛЕЙЧЕСТЕР“ ИЗ ЛОНДОНА ИМЕЕТ СИЛЬНЫЙ КРЕН И ЯВЛЯЕТСЯ УГРОЗОЙ ДЛЯ СУДОХОДСТВА».

Кроу поспешно нанес его координаты на карту. Оно было всего в сорока милях от них — снова на юго-востоке! Не отходя от карты, он, еще не бросив карандаш, прокричал рулевому новый курс. Рос, подскочив к переговорной трубе, вызвал Хиггинса из машинного отделения:

— Его обнаружили! Всего в сорока милях от нас! О шеф! Если ты можешь разогнаться еще быстрее, то сделай это немедленно!

«Лиллиан» резко развернулась, и они понеслись через длинные зеленые валы зыби. Грохот дизелей говорил о лихорадочной скорости. Пена заполнила кильватер. На судне поняли, что журавль в небе стал превращаться в синицу у них в руках.

Теперь или никогда. Конечно, «Зварте Зее» не мог быть далеко. Вся команда заполнила верхнюю палубу «Лиллиан», на самых высоких местах негде было ступить. Моряки во все глаза всматривались в горизонт.

Следующие два часа казались бесконечными. В 15.10 плечистый ньюфаундлендец, который взобрался почти на самую вершину мачты, завопил так, что его могли бы услышать на всем пути — до самого родного дома.

— Я вижу его, ротозеи!

С крыла мостика взревел бас старшего помощника:

— Оно там одно?

— Одно, как старая дева в постели.

«Лейчестер» был найден.

Часть седьмая