— Я надеюсь, ты там с ума не сойдёшь и не забудешь дорогу до нашего места? — оша ухмыльнулся своей привычной противно-насмешливой ухмылкой. — Да и меня? Зря я что ли столько лет воспитывал себе напарника? Кто, иначе, будет ходить со мной на дела? У нас их ещё слишком много впереди.

Раз улыбнулся. Всё-таки он знал оша, и пусть тот редко говорил что-то хорошее, сейчас эти насмешливые слова звучали как надо, и других он даже не хотел. Оказалось, Раз прятал внутри искреннего и наивного мальчишку, а Найдер — куда более отзывчивого и заботливого. Такое точно не стоило забывать, и Раз был готов рискнуть, чтобы сохранить память.

Все воспоминания о больнице оказались подёрнуты дымом. Он знал, что там было больно и страшно, много врачей в белом и пациентов со стеклянными взглядами, что он сутками лежал привязанным, пялился на ряд цифр, нацарапанный сбоку на тумбе, и отчаянно хватался за него взглядом, чтобы не сойти с ума. Как спал, что ел, на какие процедуры ходил — всё спряталось в этом дыму. Раз даже плохо помнил, что думал — хотел убить брата, да, но когда дошёл до такой мысли?

И сейчас ему казалось, что дым уже коснулся не только тех воспоминаний, но и других. Ранних — о наивном пареньке, восхищённо глядящем на брата, о родителях и более поздних — о побеге и том августе, о жизни в «Вольном ветре», о делах, о разговорах. И он отчаянно пытался спрятать лицо в этом дыму, отказавшись от всех чувств, воспоминаний. Но такое просто не могло быть правильным.

Раз снова взял футляр, и, открыв крышку, провёл пальцами по рядам таблеток — двадцать шесть из тридцати.

— Я ведь поступаю правильно?

Даже если бы оша ответил «Нет», Раз бы уже не передумал, но хотелось, чтобы именно Найдер сказал то самое «Да». Он был единственным, кто остался рядом, а ещё единственным, кто всегда давал выбор. И пусть его поддержка был прикрыта сотней посылов к черту, ухмылками и едкими фразочками, Раз нуждался в ней, ещё немного, и уже не боялся признаться в этом.

Наверное, что-то хорошее в Киразе всё-таки было. Хотя бы его честность и искренность.

— Знаешь, что я тебе скажу? Если твоё имя короче ругательства, никуда оно не годится. Подумай, может опять взять новое имя? И начать новую жизнь?

— Да. Мне пора уходить, встретимся завтра.

— Идёт, — Найдер кивнул. — Если через тридцать шесть часов ты не придёшь, я поеду за тобой.

На лице появилось мрачное выражение, он сразу погрузился в собственные мысли и быстрым шагом вышел из комнаты.

Раз посмотрел в зеркало. Рядом с ним по стене проходила трещина, которая по форме всегда напоминала ему тройку. Он и был этой самой тройкой. Не слишком податливый, чтобы делиться на все числа подряд, но всё-таки уступчивый. Но на этот раз его выбор был не просто уступкой своим слабостям — самым твёрдым решением на свете.

«Тройка», — напоминал себе Раз, достал из кармана футляр и подошёл к окну. Он открыл раму, затем высыпал таблетки на улицу. Белые кругляши на секунду мелькнули в воздухе и сразу исчезли, затерявшись на снегу. Рука инстинктивно потянулась следом, но Раз знал, что сделать это стоило уже давно.

Раз снова пошарил по карманам — всю дорогу казалось, что не хватает чего-то. Он не переставал теребить в пальцах игральный кубик, пока тот не выпал. Раз решил оставить его на полу. Он поднял руку перед глазами — та дрожала мелко-мелко.

Итак, время боли начиналось.

Раз прижал к руке вторую ладонь, но и та тряслась тоже. Торопливо засунул их в карманы, огляделся по сторонам.

В старом деревянном здании вокзала было шумно и многолюдно, словно весь Кион решил приехать в Виорт. «Возвращайтесь!» — хотелось вскричать. Раз зло зыркнул на ближайшего к нему мужчину. Тот также озлобленно глянул в ответ.

— Что уставился? — рявкнул парень.

Ругаясь и бурча под нос, он пробился через толпу и, на секунду остановившись у выхода с вокзала, с удовольствием вдохнул прохладный воздух. Сознанию вернулась ясность, и злоба сделала шаг назад. Как можно быстрее, почти срываясь на бег, Раз зашагал по деревянным улочкам Виорта, надеясь, что не встретит людей — нервы опять стали собираться в клубок, и так и хотелось выместить на ком-то боль, захватывающую сантиметр тела за сантиметром.

Минут через двадцать впереди показался лес — густая громада из хвойных и лиственных деревьев. Между ними мелькали протоптанные дорожки снега, но людей не было видно. Почувствовав жар, Раз расстегнул несколько пуговиц на пальто, но тело почему-то затряслось в ознобе.

Он помнил: судороги, агрессия, озноб — уже три признака. Скоро начнётся.

Раз всё шёл и шёл по лесу, держась подальше от протоптанных дорог. Лучше ему заблудиться, чем встретить человека. Он поглядывал на часы — семь тридцать остались далеко позади. Пока таблетки, которые Феб продавал для снятия боли, действовали, и Раз едва чувствовал её, но это было временным, да и не настоящим — всё настоящее, страшное поджидало впереди.

Вокруг висков начал собираться тяжёлый обруч. Раз буквально видел, слышал и чувствовал, что он состоит из нескольких частей, как они раздвигаются, цепляются друг за друга стальными хвостами и сдавливают сильнее и сильнее.

Дыхание стало тяжёлым, с надрывом. Расстегнув пальто, Раз опустил его до локтей, но ни на каплю легче не стало. Жар подступал снаружи, жар разливался внутри, и пот не просто выступил бусинами — он уже катился градом.

Беспокойно озираясь, Раз снова проверил карманы. Он точно забыл что-то важное. Сказать? Сделать? Взять? «Триста тридцать три тысячи триста тридцать три целых, триста тридцать три тысячных…»

Шаг становился всё медленнее. Кости ломило, словно он шёл часами, днями, неделями, не давая себе ни отдыха, ни сна. Ломота нарастала, она уже заставляла не просто замедлиться — остановиться, и Раз слышал, как ломаются и дробятся кости. Он ещё мог стоять, делать робкие шаги и с надеждой вглядываться в просвет между деревьями, но знал, знал, что это ненадолго.

Боль тянула к нему руки, как верный товарищ. Она могла встретить пулями, стрелами и мечами, но она уготовила иное. Боль слишком хорошо его знала.

Раз опустился на промёрзшую землю и так крепко сжал зубы, что челюсть свело. «Триста тридцать три тысячи триста тринадцать три целых, триста тридцать три тысячных…» Он повторял одно и то же число, раскачиваясь из стороны в сторону.

Он знаком с болью. Он знает о ней всё. Боль хочет, чтобы её чувствовали. Надо принять её, нырнуть с головой, раствориться. Он умеет так. Умеет.

И сможет вновь. Когда вспомнит, что забыл. Ведь важнее этого не было ничего на свете. Может, с ответной ухмылкой хлопнуть Найдера по плечу? Или сказать Рене, что она ему нужна? А может, прийти к Лаэрту и, как прежде, сесть с ним за книги, снова слушать, жадно ловить каждое слово и мечтать о будущем?

Нет, нет, нет. Всё это не то. Рука потянулась к карману, но пальцы сжали пустоту. Так не должно быть!