мер: когда 14 июня три его фрегата появились в устье Северной Двины и стали бросать лоты для промеров, их встретили огнём береговых пушек. Тогда англичане попытались захватить Соловецкий монастырь. Капитан Э. Оммани потребовал от настоятеля сдать монастырь, но инвалидная команда выкатила на крепостной вал шесть пушек времён царя Фёдора Ивановича и открыла огонь. Одно из ядер даже серьёзно повредило борт одного из двух пароходов. Англичане, никак не ожидавшие такой прыти от защитников монастыря, ответили бомбардировкой.

Настоятель, архимандрит Александр, поступил, как монахи Троице-Сергиева монастыря во время осады в Смутное время: отслужил молебен и под грохот пушек пошёл с братией крестным ходом. Капитан попытался было послать на берег десант, однако со шлюпок увидели в береговых зарослях охотников с ружьями и сочли за лучшее не испытывать судьбу. Да и то сказать — нет большой славы в том, чтобы быть подстреленным в северодвинских болотах, как заяц.

После неудачных попыток англичанам оставалось лишь разбойничать: на восточном берегу Онежского озера они сожгли село Пушлахты в отместку за убийство его жителями английских солдат, занимавшихся грабежом, и обстреляли в августе городок Колу, расположенный при впадении Туломы в Кольскую губу287.

В августе 1854 года появился новый театр военных действий — Дальний Восток. 18-го числа англо-французская эскадра из шести кораблей, включая один пароход, встала на якорь на рейде Авачинской бухты. Общее число орудий эскадры составляло 220 пушек, численность войск — около двух с половиной тысяч человек. Петропавловск защищал гарнизон из четырёхсот человек, незадолго до прихода неприятельского флота подошли фрегат «Аврора» под командованием капитан-лейтенанта И. Н. Изыльметьева и транспорт «Двина», их команды пополнили ряды защитников города до девятисот человек. Общее число орудий на кораблях и берегу не превышало шестидесяти. К гарнизону присоединились местные охотники — русские и камчадалы, но силы были явно неравны. Британцы и французы были настолько уверены в лёгкой победе, что даже привезли с собой кандалы для пленных.

Обстреляв Петропавловск, противник высадил десант и захватил Никольскую сопку. Тогда губернатор Камчатки В. С. Завойко — тот самый, что служил лейтенантом у Нахимова на «Палладе», — собрал около трёхсот человек, приказал им рассыпаться в стрелковые цепи и выбить противника. Офицеры повели горстку людей в бой, противник, не ожидая нападения, отступил, а затем, не выдержав штыкового удара, бежал к шлюпкам. Нападавшие, потеряв около 450 человек, погрузились на корабли и ушли в море. Английская пресса назвала штурм Петропавловска «несмываемым пятном позора на британском флаге». Архиепископ Иннокентий, находившийся в то время в Аяне, писал: «Подлецы англичане судно “Ситха” захватили в плен». Корабль, принадлежавший Российско-Американской компании, стал их единственной добычей на Дальнем Востоке.

Волохова башня

Летом в Севастополе у Николаевского бастиона собрался народ — всем было интересно увидеть испытание гальванических мин. Шаланда, взорванная миной, разломилась пополам, обломки разлетелись на 30 саженей. А вот новые бомбы не очень хорошо показали себя; все сошлись во мнении, что их повредили по дороге. Нахимов и Корнилов просили Меншикова узнать в Петербурге их состав, чтобы изготовить на месте, но тот отказал.

Разногласия с Меншиковым возникали всё чаще. Ещё в начале апреле он получил сведения о разделении неприятельской эскадры и придумал выслать Черноморский флот навстречу врагу тоже частями: половину — к Варне, половину — к Кавказу. И снова Нахимов высказал своё мнение: делить флот, уступающий противнику в численности и огневой мощи, опасно. К счастью, вскоре выяснилось, что слухи о разделении морских сил врага были ложными. Нахимов и Корнилов знали, что Меншиков не стратег, постоянное вмешательство светлейшего в морскую службу вызывало у них раздражение.

Ночью 23 апреля в Севастополе случилось происшествие: мичман дежурного катера, которому бот с песком показался вражеским брандером, дал сигнал тревоги; капитан-лейтенант М. Коцебу в шлюпке приблизился к боту и, увидев ошибку мичмана, дал отбой. Итог: Меншиков, разбуженный сигнальными ракетами, сделал замечание Коцебу и похвалил мичмана за бдительность. Такая несправедливость рассердила Нахимова, он послал Коцебу письмо с благодарностью за умное распоряжение и спасение бота, который, конечно же, был бы потоплен огнём береговых батарей. Мичману следовало бы объявить выговор: если ты считаешь бот неприятельским — бери на абордаж, а не убегай от него, сигналя о тревоге288.

Этот, казалось бы, незначительный эпизод показал не только непонимание Меншиковым морской службы, но и совершенно разные позиции министра и адмирала, считавшего: если есть возможность — необходимо атаковать, нет — беречь людей и корабли.

Меншиков отвечал несогласием почти на все предложения Нахимова и Корнилова. Между тем требовались меры подготовки Севастополя уже не к возможной, а к ожидаемой высадке неприятеля. Нахимов указал даже место этой высадки — Евпатория. Нужны были войска и оборонительные рубежи на пути к Севастополю. Главное — укрепить сам Севастополь.

Когда Меншиков сослался на отсутствие средств, Корнилов предложил собрать деньги по подписке среди богатых горожан и офицеров флота. Однако и это вызвало неодобрение князя «Я не желаю видеть списка трусов», — заявил он Корнилову. Предложили поставить батареи на Малаховом кургане, город выделял для этого и деньги, и камень, но Меншиков и здесь отказал.

И всё же одно укрепление из камня было построено — Волохова башня, названная именем отставного поручика Даниила Кирилловича Волохова, на чьи средства — 13 тысяч рублей серебром — она была возведена за 22 дня. Это была квадратная башня высотой девять метров с подъёмным мостом и валом, окружавшим её со всех сторон; толщина стен достигала двух метров. Провизию и воду разместили в нижнем этаже, наверху поставили восемь 36-фунтовых пушек и калильную печку. Расположение башни — на горке рядом с телеграфом — позволяло держать под прицелом рейд. Пушки Волоховой башни и расположенной за ней батареи Карташевского прекрасно показали себя в первую бомбардировку 5 октября — английские корабли «Аретуза» и «Альбион», подбитые их орудиями, вынуждены были уйти на починку в Константинополь. Меткость черноморских артиллеристов заставила противника искать новые способы защиты деревянных кораблей: на них начали ставить бронированные щиты и создавать бронированные батареи, идущие на буксире. Нахимов также использовал защиту корпуса кораблей от снарядов — тогда это называлось «блиндирование».

В августе по рекомендации командующего Южной армией князя М. Д. Горчакова в Севастополь прибыл инженер Эдуард Иванович Тотлебен. Он начал войну капитаном, а закончил генералом и флигель-адъютантом, его роль в обороне Севастополя хорошо известна. Но тогда, в августе, командующий войсками Меншиков встретил его совсем не любезно, сказав, что у него уже есть целый батальон сапёров. На замечание Тотлебена,