воздухе кисть киммерийца, и… горбун одним движением заломил Конану руку, причем проделал это с такой ловкостью и быстротой, что бывший владыка Аквилонии даже не успел ничего понять. Резко вспыхнувшая боль заставила его разжать пальцы и выпустить оружие; сильный толчок в грудь отбросил согнувшегося киммерийца назад, к тому месту, где он стоял.

– Ай, ай, Конан! – с ехидным упреком покачал головой горбун. – А я-то думал, что ты куда ловчее. Неужели я зря старался, возвращая тебе силы и молодость? Ты, похоже, так и остался глубоким стариком. Воистину, негоже вливать молодое вино в старые мехи!

Боль наконец отступила, рассудок Конана прояснился. Киммериец поднял глаза на подбоченившегося перед ним горбуна, несколько мгновений молча смотрел на кривую усмешку посланца неведомых Богов… а потом опустил взгляд и прохрипел:

– Этого ты от меня все равно не добьешься! Грози чем хочешь…

– Гм! Опрометчивое решение, оч-чень опрометчивое… – протянул горбун. – Но, быть может, твои очаровательные спутницы придерживаются иного мнения? Быть может, им удастся уговорить тебя не делать глупостей? А? Что вы скажете? – горбун повернулся к воительницам. – Я ведь не шучу. Хотите взглянуть на уготовленную вам преисподнюю? Туда как раз должны были сбросить одну… одну грешницу, что весьма сильно прогневала Богов… Зрелище, обещаю, будет весьма впечатляющее. Ну как, будем смотреть?

– Остановись, Зертрикс, – глухо промолвила Гуаньлинь. – Остановись, проклятый, если в черной душе твоей есть хотя бы одна капля добра и света, заклинаю тебя, молю именем Творца – остановись!

– Не могу, – вдруг тихо и серьезно ответил горбун Зертрикс. – Не могу, моя повелительница. Силы пославших меня несоизмеримы ни с твоими, ни с моими. А я пока еще не желаю отправляться в ссылку! – Он прищурился и, переведя взгляд на воительниц, продолжал прежним глумливым тоном: – Попробую все же еще раз уговорить тебя, Конан, прежде чем надолго испортить настроение твоим подружкам. Ну рассуди сам – что может помешать моим хозяевам осуществить их капризы? Ничто. И только от тебя зависит, какая участь постигнет принца… точнее, пока еще короля Конна. На тебя наложено будет тогда одно ограничение – ты не сможешь открыть ему истинный смысл происходящего. Иначе – та же кара, что и в случае невыполнения. И как бы ни сверкал ты на меня глазами, мой милый, это все равно ничего не изменит. Покорись! Ведь другой, которого вместо тебя пошлют на это, не остановится перед медленным сдиранием кожи с твоего сына – и это только для начала…

В висках киммерийца тяжелыми толчками билась густая кровь. Бешенство гнало ее по жилам, бешенство требовало немедленного действия – все равно какого и с каким исходом.

Но все же не зря он был Конаном, шестидесятилетним Конаном, по чистой случайности оказавшимся в молодом и полном сил теле. Этот уже весьма и весьма немолодой боец отлично понимал, что бесполезно бросаться на неуязвимого противника; не лучше ли попробовать хитрость?

Конан бросил быстрый взгляд на своих спутниц. Бёлит перехватила его первой.

– Соглашайся! – воскликнула она, подавшись вперед и прижимая руки к груди неосознанным жестом умоляющей женщины; это, наверное, поразило Конана сильнее всего. Неукротимая предводительница пиратов, капитан «Тигрицы» никогда и ни о чем не просила, тем более – не умоляла. – Соглашайся, Конан!

– Разумные слова, весьма разумные, – одобрительно кивнул Зертрикс. – Но все же я решил показать вам кое-что, а то вы слишком долго колебались…

– Нет! – вскинулась Гуаньлинь.

– Да! – передразнил ее горбун. – Сегодня мой день, Богиня, и не тебе вставать у меня на дороге. Но ты если не хочешь, то не смотри, – и он прищелкнул пальцами.

Прямо перед замершими Конаном и его отрядом заклубился кроваво-черный с рыжими огненными прожилками туман. Струи его свивались и сплетались, точно громадные удавы; затем в самом сердце этого дикого танца огненно-дымных змей возник небольшой просвет; оттуда хлынул мертвенный желтый свет. Просвет быстро расширялся, и взорам зрителей предстала ясная картина…

Над выжженной, иссушенной невидимым светилом равнине клубились коричневые смерчи. Медленно ползли громадные удушливые облака – горбун явил Конану лишь видение, однако постарался на славу, и в самом деле перенеся внутрь Розового дворца непереносимое зловоние этих туч. Нигде не было видно никаких следов растительности.

Однако жуткая пустыня кишмя кишела жизнью. Всюду – на вершинах песчаных раскаленных барханов, в ложбинах между песчаными волнами, в тяжелом воздухе – всюду летали, ползали, катались, шагали, тащились, ковыляли, прыгали самые причудливые и неописуемые создания из темных ночных кошмаров. Человеческая фантазия не смогла бы создать подобных монстров; сплошное уродство и гротеск.

Шла непрестанная кровавая охота. Все сражались со всеми, и все пожирали всех. Зубы, пилы, клешни, когти и тому подобные смертоносные орудия, которыми в изобилии были оснащены обитатели этого странного места, не знали ни минуты покоя. Тут и там на голой земле валялись дочиста обглоданные костяки.

Среди диковинных творений разгулявшейся фантазии неведомых Богов медленно бродили высокие фигуры, смахивавшие на огромных обезьян. Длинные руки свисали до земли; под гладкой черной кожей перекатывались бугры мускулов, жутковато, багрово просвечивавших через покровы, – казалось, там текут струи расплавленного металла. В глубоких глазницах, точно уголья, горели дикие, лишенные даже зачатков разума глаза. Твари эти казались здешними хозяевами – никто не осмеливался заступить им дорогу.

А потом жуткое безмолвие, нарушаемое только хрустом непрестанно жующих челюстей, внезапно нарушил истошный, отчаянный женский визг. Видение тотчас же изменилось – пробивая ядовитые желтые тучи, вниз к земле камнем летела белая фигурка обнаженной молодой женщины.

Она была хороша собой – успел понять Конан; успел понять только это, потому что в следующее мгновение несчастная рухнула прямо на песчаный откос пологого длинного бархана.

Она упала удачно – во всяком случае, осталась жива. Судя по всему, она не слишком понимала, что с ней произошло, и попыталась подняться на ноги; видно было, что раскаленный песок обжигает ей пятки.

А потом… Того, что случилось потом с ней, Конан не пожелал бы и злейшему своему врагу. Разбежавшиеся было твари, напуганные шумом падения, оправились от неожиданности и со всех сторон двинулись к ней. Она истошно вскрикнула, метнулась в одну сторону, в другую… Кольцо жутких тварей быстро сжималось. С побелевшим лицом и расширенными от ужаса глазами женщина шагнула назад раз, другой… а потом нечисть как по команде бросилась на нее со всех сторон.

Крик несчастной, казалось, будет вечно звучать в ушах Конана. А самым же страшным было то, что жертва продолжала жить, несмотря на страшные рваные раны и неустанную работу челюстей и клешней. Песок покрылся кровью, внутренности вывалились, а она все жила, не теряя сознания…