Местные руководители карательно-репрессивных органов, такие как И. Смилга, Ф. Голощенин, Белла Кун призывали: «Класс убийц, буржуазия, должен быть подавлен»[1712]. «За одного вождя рабочей революции — тысячу буржуев»[1713]. «Вы должны уничтожить буржуазию»[1714] и т. п. Следуя логике подобных сентябрьских 1918 г. призывов, буржуазия должна была стать основной целью красного террора, отмечает Ратьковский, Но происходит обратное… Буржуазия среди заложников составляет более 25 % и всего 80 расстрелов за год, освещенных в прессе (120 газет). В основном террор коснулся буржуазии в виде мер изоляции: концлагерей, заложничества, а так же контрибуций, налогов и других денежно-товарных поборов[1715]. Для буржуазии вводятся спецработы: В Петрограде — рыть могилы умерших от холеры, в Ельце около 4 тысяч человек буржуазного происхождения убирали поля. Повсеместно буржуазия использовалась при рытье окопов, уборке развалин, улиц и т. д.[1716]

Наиболее пострадавшей от «Красного террора» социальной группой оказались офицеры. До 1919 г., подтверждает С. Волков, их арестовывали и расстреливали в первую очередь: «Со всех концов поступают сообщения о массовых арестах и расстрелах. У нас нет списка всех расстрелянных с обозначением их социального положения, чтобы составить точную статистику в этом отношении, но по тем отдельным, случайным и далеко не полным спискам, которые до нас доходят, расстреливаются преимущественно бывшие офицеры… Представители буржуазии в штатском платье, — сообщали Известия ВЦИК 10.09.1918, — встречаются лишь в виде исключения»[1717].

Примечательно и то, что «своих красных» за время «Красного террора» большевики расстреляли больше, чем представителей буржуазии, священников и интеллигенции вместе взятых (Гр. 4):

Гр. 4. Распределение, по социальным группам, расстрелянных во время «Красного террора» в 1918 г., в % к итогу, по И. Ратьковскому[1718]

«белые» — офицеры, жандармы и «белогвардейцы»;

«красные» — чекисты, милиционеры, красноармейцы, совслужащие;

«буржуазия» — помещики, торговцы, буржуазия.

Окончание «Красного террора» знаменовалось тем, что в феврале 1919 г. функции ВЧК были ограничены ролью «розыскных боевых органов по предупреждению и пресечению преступлений», судебные решения имели право принимать только ревтрибуналы. ВЧК оставили право выносить приговоры лишь в местностях объявленных на военном положении». Ревтрибуналам так же предоставлялось право ревизии следственных действий ВЧК и проверки законности произведенных арестов[1719].

Вечерние «Известия» из Москвы в те дни ликовали: «Русский пролетариат победил. Ему не нужен террор, это острое, но опасное оружие крайности. Он даже вреден ему, ибо отпугивает и отталкивает те элементы, которые могли бы пойти за революцией. Поэтому пролетариат ныне отказывается от оружия террора, делая своим оружием законность и право»[1720]. Начались амнистии тем, кто сдаст оружие[1721].

* * * * *

«Красный террор» сохранялся только на фронтах гражданской войны, где он приобрел наиболее жесткие формы. Примером тому могло служить получившее широкую известность Циркулярное письмо Оргбюро ЦК РКП (б) «Об отношении к казакам» от 24.01.1919 г.: «учитывая опыт года гражданской войны с казачеством, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путём поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути недопустимы. Поэтому необходимо: 1. Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем вообще казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью. К среднему казачеству необходимо применять все те меры, которые дают гарантию от каких-либо попыток с его стороны к новым выступлениям против Советской власти…».

«Опыт года гражданской войны с казачеством», говорил в частности о том, что еще в мае 1918 г. «Круг Спасения Дона» принял решение об исключении сочувствующих Советской власти из казачьего сословия — с лишением всех казачьих прав и льгот, конфискацией имущества и земли, высылкой за пределы Дона или на принудительные, каторжные работы. По данным историка П. Голуба, по этим основаниям подверглись преследованиям до 30 тысяч красных казаков с их семьями[1722].

В октябре 1918 г. Войсковой Круг принял указ «против изменников казачьему делу»: 1) Признать переход на сторону врага изменой Родине и казачеству. Карать изменников по всей строгости закона; 2) Если преступники не могут быть настигнуты непосредственной карой, немедленно постановлять приговоры о лишении их казачьего звания; 3) К имуществу их применять беспощадную конфискацию; 4) Всех красных казаков, попавших в плен, казнить.

Но в еще большей мере, отмечал Троцкий, опыт гражданской войны разделил казаков и иногородних: «глубокий антагонизм между казаками и крестьянами придал в южных степях исключительную свирепость гражданской войне, которая здесь забиралась глубоко в каждую деревню и приводила к поголовному истреблению целых семейств»[1723]. «Тяжелая атмосфера отчужденности и вражды между казачьим и иногородним населением принимала…, — подтверждал Деникин, — в быстро менявшихся этапах гражданской войны, чудовищные формы взаимного истребления»[1724].

У казаков распространилось «убеждение, — докладывал Свердлову один из членов Донского советского правительства С. Васильченко, — в необходимости поголовного истребления иногородних (Дон для донцов), так в свою очередь крестьяне и советские войска стали думать о необходимости поголовного истребления казаков. Приемы расправы, практиковавшиеся казаками над крестьянством, делали это убеждение непреодолимым»[1725].

Против январской директивы Оргбюро ЦК уже 10 февраля выступил член РВС Южфронта Г. Сокольников, который телеграфировал Ленину и Свердлову: «Пункт первый директивы не может быть целиком принят ввиду массовой сдачи казаков полками, сотнями, отдельными группами»[1726]. Усиление террора неизбежно вело к обострению гражданской войны и росту сопротивления казачества. Примером тому, указывал Сокольников, может быть «восстание в Вешенском районе, которое началось на почве применения военно-политическими инстанциями армии и ревкомами массового террора по отношению к казакам, восставшим против Краснова и открывшим фронт советским войскам»[1727].

За продолжение террора выступало командование Южного фронта, которое 12 марта разослало телеграмму: «Восстание казачьего населения в районе Солонка, Шумилин, Казанская, Вёшенская, Мигулинская, Мешковская должно быть подавлено немедленно самыми решительными карательными мерами с беспощадным истреблением не только восставших, но хотя бы косвенно причастных элементов, вплоть до процентного расстрела взрослого мужского населения… необходимо, во что бы то ни стало… не только ликвидировать местное восстание, но в зародыше подавить во всем тылу всякую мысль о восстании»[1728].

Тем не менее, 16.03.1919 г. Пленум ЦК РКП(б), с участием Ленина, принял решение «О приостановке мер беспощадного террора по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо участие в борьбе с Советской властью»[1729]. Против вновь выступили местные большевистские организации: резолюция Донбюро РКП(б) от 8.04.1919 г. указывала на казачество, как на базу контрреволюции и требовало его уничтожения, как особой экономической группы и физического уничтожения верхов казачества[1730].