Шрифт:
Закладка:
На экране дрожал всем телом мужик в костюме и синих очках, похожий на пьяного кота Базилио. Мужик был грустен на вид и что-то протяжно излагал хриплым голосом.
– Ага, Лепс… Не, живой, – Челка упрямо лезла в глаза, и мама снова дунула. – Борис! Не ешь столько мандаринов! Килограмм уже сожрал. Аллергия будет.
Боря слонялся по кухне. Мандаринов ему уже не хотелось, во рту и так стоял кисло-сладкий вкус цедры и шоколадных конфет. Фрукты он лопал целиком, а про конфеты мама пока не знала.
– Ну, ма-а-м, – привычно заныл Боря. – Я чуть-чуть!
Папа вдоволь насмотрелся на Лепса и опрокинул в рот рюмку, согласно кивнул чему-то очень своему, внутреннему, и закусил хрустящим огурцом, пальцами вытянув его из миски.
Мама с досадой глянула на него. Потом на часы – пол-одиннадцатого. Затем на пустую на треть бутылку водки.
– Сережа, ты ж до курантов накидаешься и уснешь! Президента проспишь.
– Ур-ггг-хрум, – несогласно пробурчал папа и налил себе по-новой. – Не усну, мать. Хочу караоке!
Мама протяжно вздохнула и промолчала. Боря внутренне с ней согласился: папа и караоке – сочетание сложное. Если что и вызывает аллергию, так это пьяный стон, который у папы зовется «Богемской рапсодией». Покойный Фредди в гробу работает вентилятором каждую пьянку, не иначе.
На кухне было тесно, но веселее, чем сидеть одному в комнате. Боря прикинул, не стащить ли еще мандарин. Передумал. Того и гляди, опять руки начнут чесаться, как месяц назад. И пятнами все пойдет. А от таблетки потом проходит, конечно, но во рту сохнет, сколько воды не пей.
– Маааама, о-о-о-о! – внезапно взвыл папа. Боря вздрогнул, а мама уронила в кастрюлю ложку, которой размешивала салат.
– На-ча-лось… – скорбно процедила по слогам мама, вылавливая ложку.
Папа счастливо и бессмысленно улыбнулся. Судя по всему, президента он задумал проспать качественно. Полностью. И на каток завтра Боре идти с мамой, хотя и договаривались втроем.
Боря вздохнул и поплелся из кухни в комнату. Вообще, комнат было две – побольше, где спали родители, и его. В родительской сейчас стояла елка, а все свободное место занимал стол. На нем сейчас сгрудились бутылки, пакеты с соком, несколько блюд с маминой стряпней и пустые тарелки в ожидании. Тарелок было пять, с запасом. Ожидался дядя Митя, но один или с очередной подругой – вопрос открытый. Папе днем добиться ответа не удалось.
Боря пощелкал кнопками пульта, но на всех каналах было одно и то же – липкое искусственное веселье и фальшивый снег. Выбрав непонятно зачем мультики, он надел наушники и углубился в ютьюб на телефоне. От мандаринов была легкая изжога, поэтому Боря иногда негромко икал.
Зашла мама с миской оливье, что-то сказала и вернулась на кухню. Боря ее не услышал, но это не напрягало. Если что важное, повторит, а неважное и так незачем. Через новый клип пробивался громкий папин голос, старательно бубнящий что-то маме. А, или не маме?
Боря сбросил наушники и услышал густой бас дяди Мити:
– Давайте, девки, знакомьтесь! Хозяйка дома, Маринка, жена этого алкаша и тунеядца. А это – Антонина, во как!
Дядя Митя громко заржал, его спутница нечто прочирикала в ответ на представление. Потом засмеялся папа, довольный редкими гостями.
– Борис, красава, иди сюда! – позвал дядя Митя. – Подарок кто получать будет?
Боре пришлось встать и идти в прихожую. Там было не протолкнуться – отцов друг был высок, пузат и размашист в жестах. Антонина оказалась совсем молоденькой блондинкой, слегка напуганной визитом. Папа стоял с мамой рядом в дверях на кухню, как часовой, охраняющий объект. Пахло снегом, холодными дубленками и прокуренной бородой дяди Мити. В руках тот держал небольшой сверток.
– С новым годом, е-мое! Представься по всей форме, – вручая подарок, пробасил дядя Митя и потерял к мальчику всякий интерес. – Что, Серега, где тут наливают?
– Спасибо. Здравствуйте. Борис, – немного невпопад ответил Боря.
Антонина приветливо улыбнулась ему. Пришлось улыбаться в ответ, хотя никакой радости, конечно, не было. Сценарий был изучен до мелочей: сейчас папа с дядей Митей добьют одну бутылку, потом начнут вторую, папа уснет на диване, мама до утра будет развлекать гостей, морщась от папиной храпа. Крепкий на выпивку дядя Митя будет медленно наливаться водкой, гоготать на всю квартиру и курить на балконе, опять не прикрывая дверь. К утру в комнате будет накурено, холодно и противно.
Боря пошел к елке, разворачивая на ходу сверток из полосатой цветной бумаги. Хорошо бы, карандаши! Или 3D ручка, прикольная штука тоже.
В центре упаковки обнаружился странный предмет. Пластиковая коробочка, напоминавшая старинные кнопочные телефоны, но без экрана. И со всего одной кнопкой.
– О, гля! Митяй гадж'т п'дарил! – запинаясь, проговорил из-за плеча папа. – Че это есть-то?
– Прямая связь с дедом Морозом, бро! У метро продавалось, и недорого, прикинь? Кнопку жмешь и говоришь желание.
Дядя Митя ткнул папу в бок пальцем:
– Пацану понравится! А сейчас – пошли дернем, пока бабы там дорезают.
– А и правда! Галилео, Галилео, фигаро!
У Бори на глаза навернулись слезы. Так хотелось что-то полезное в подарок, а тут такая фигня… Он нажал кнопку. Ничего не произошло, да и ждать от этой китайской дряни было нечего. Там, небось, и батареек нет. Пустая пластмасска с кнопкой. Хрень.
– Да… чтоб вы все сдохли!
В коробочке негромко зашуршало, затем хорошо поставленный мужской голос довольно равнодушно откликнулся:
– Принято. С праздником, Боря!
Смех из кухни прекратился, как будто повернули невидимый выключатель. Потом что-то со звоном упало на пол.
Боря с отвращением бросил глупую игрушку под елку, но слегка не рассчитал силы – ударившись о ствол, коробка развалилась надвое, из нее вылетели аккумулятор и какие-то детальки. Задвинув ногой подальше весь этот мусор, Боря снова напялил наушники и уткнулся в телефон.
Ему и невдомек было, что на кухне теперь лежит четыре трупа, всего в их девятиэтажке таких мертвых тел около двухсот, а на всей планете – семь с чем-то миллиардов. И это если не считать собак, кошек и прочих внезапно вымерших микробов. Электростанции пока исправно гнали по проводам ток, а бездушные серверы ютьюба показывали Боре видео.
Пока ему не надоест.
Батарейки
В замерзшем изнутри окне отражался костер, горевший прямо на полу. Бледно-желтый колеблющийся свет, тени двух сидевших около него людей и глухая, какая-то абсолютная