Шрифт:
Закладка:
...Он разлепил глаза. Казалось, ничего и не произошло, и он всего лишь вынырнул из сна — Тарик всегда просыпался быстро, моментально стряхивая сновидения. Во рту стоял какой-то странный привкус, а в остальном все как обычно. Без труда поднял голову и огляделся.
И решительно не понял, куда угодил.
Небольшая, но явно богатая комната, ничуть не похожая на нумер постоялого двора, пусть даже дорогого. Потолок расписан синими, алыми и черными орнаментами, стены обиты узорчатой тканью (вроде бы недешевым тисненым ситцем), низкая кровать, на которой он лежал без ботинок, в одних носках, из темного дерева — лакированного, покрытого искусной резьбой; такой же шкафчик при ней и два табурета. Никогда не бывал в дворянских домах, но подозревал, что они должны выглядеть примерно так, такими их описывают голые книжки: спокойная, ничуть не аляповатая роскошь...
Так... Его башмаки стояли у постели. Единственное окно задернуто свисающей до пола тяжелой портьерой (кажется, аксамитной) в тех же орнаментах, что на стенах и потолке... Окно!
Тарик вскочил с застеленной постели, с радостью отметив, что голова не кружится, перед глазами не плывет и чувствует он себя в общем как обычно, если не считать этого странного привкуса во рту, которым можно и пренебречь...
Бросился к окну, отдернул портьеру — и легче не стало...
За окном, близко, зеленеют густые липы. Как-то они упорядоченно растут, так что похоже на ухоженный парк дворянина или богача. (Тарик таких парков немало видывал в столице: дворянские, конечно, с улицы, а в тех, куда открыт доступ всем политесно одетым горожанам, бывал.) Именно что не дикий лес, а благоустроенный парк — ну да, вон в круге из невысоких фигурных плиток клумба с георгинами, которая может быть только плодом усилий садовника. Судя по теням и положению солнца, уже перевалило за полдень, день клонится к вечеру, так что в беспамятстве он пробыл не менее четырех-пяти часов...
А за стеклом — решетка. Ничуть не напоминает грубую тюремную с железными прутьями крест-накрест, но все же они толщиной с указательный палец взрослого мужчины. Хотя решетка выполнена в виде узоров из веток с листочками (кажется, кленовых), но выглядит столь же надежной, как тюремная...
Шпингалеты сверху и снизу поддались легко, и створки бесшумно распахнулись. Обеими руками Тарик взялся за крашенные в зеленый ветки, попробовал потрясти — не получилось: решетка осталась незыблемой. Надежно вмурована в каменную оконницу, такую не своротит и ярмарочный силач. Наружу, на волю, рука если и пройдет, то только до локтя. На воле — покойная тишина, пахнущая листвой и цветами...
Не теряя времени и без единой еще мысли в голове Тарик пробежал к резной двери (почему-то на цыпочках, не производя ни малейшего шума).
На высоте его груди на двери — железная коробка толщиной в палец, и на косяке есть такая же, только гораздо уже. Замочной скважины не видно, но очень похоже на врезной замок, что отпирается только снаружи, — у батяни на амбарчике при лавке точно такой же. Судя по трубкам-петлям, дверь открывается внутрь... Осторожно взявшись за вычурную дверную ручку из начищенной бронзы, Тарик попробовал отворить дверь в обе стороны — и ничуть не удивился, когда она не поддалась. Пусть и роскошная, но темница, расположенная, судя по высоте окна и парку с клумбой, на первом этаже богатого дома...
Отойдя от двери, Тарик уселся на удобный широкий табурет. Появились первые мысли, догадки и предположения. Поначалу они хаотично метались, мешая друг другу, но понемножку пришли в порядок, как оно и бывает в минуты опасности — а он определенно в опасности...
Не оставалось никаких сомнений, что в таверне его чем-то опоили и бесчувственного привезли сюда, то есть неизвестно куда. И появились сильные подозрения, что без Ямщика Бальдера тут
не обошлось: он знает хозяина, он завез Тарика в таверну, и здесь явно какой-то заговор...
Зачем? Он читал о похожем в голых книжках и слышал от груза-лей. В тавернах морских портов такие штуки в ходу: подходящему человеку подсыпают или подливают сонного зелья, бесчувственного волокут на корабль («Подвыпившего товарища ведем, господин Стражник!») — и невезучий бедолага приходит в себя в открытом море, где бежать некуда, так что поневоле приходится служить Матросом, пока не подвернется удобный случай сбежать. А если корабль окажется китобойцем, на сушу попадешь не раньше чем через годик, а то и поболее. Именно эта беда и приключилась с капитаном Фаулетом, когда он решил пуститься в морские странствия, сбежав из родительского дома, где жизнь была не мила, и попал на заметку портовым людоловам. Правда, корабль, на который его продали, не был китобойцем, и уже через два месяца в первом же порту Фаулет сбежал от зверя-капитана, тирана и скряги — с этого его приключения и начались...
Людоловы орудуют и на другом поприще — дурманят сонным зельем красивых девушек, за которых явно некому заступиться, и продают их в Бадахар. Но этот гнусный промысел процветает в иных местах, откуда до Бадахара гораздо ближе, — везти беспамятную девушку слишком долго и слишком далеко опасно, попасться можно и получить по полной...
Но Тарик-то не красивая девушка и не здоровый детина, как нельзя лучше пригодный для тяжелой матросской работы! Далековато отсюда до моря, да и нет нужды опаивать зельем: его годовичков-Юнгарей — точнее, желающих попасть в таковые — и так переизбыток...
Есть еще голая книжка, где знаменитый сыщик Роля-Прыткий преследовал шайку людокрадов, что похищала годовичков Тарика, а то и совсем маленьких детей, а потом требовала с родителей богатый выкуп. Но далеко не все, о чем пишут в голых книжках, является отражением жизни, и потом, там речь шла о детях дворян и богатеев, способных ради любимого чада отсыпать золото
горстями. Роля-Прыткий точно выяснил: похитители сначала долго изучали, могут ли родители раскошелиться на щедрый выкуп. А у батяни накопления невелики...
Если отбросить и то и другое, остается третье, о котором не хочется думать, но придется...
Ковен. Нашли лазейку, позволяющую обойти нерушимую клятву. За хорошую денежку наняли самых обычных людей вроде Бабрата и этого Карзубого. Известно ведь: черные способны оборачиваться не только пантерками, но и всяким зверьем и мелкими птицами. О замысле поездки в Озерный Край он говорил только в ватажке и в спальне Тами. На старой мельнице не было, скажем, летучей мыши, но среди мирных голубков, гугукающих
