– На сколько он арендовал номер? – полюбопытствовал Крячко.

– До послезавтра, – отозвался Гуров, – навестим его в гостинице или подождем записей?

– Подождем записей, а потом навестим, – весело сказал Станислав.

Долго записей ждать не пришлось, очень расторопный оперативник прислал их в тот же вечер.

У него был свой контакт в «Космосе». К сожалению, такое приходилось делать достаточно часто, гораздо быстрее получить нужную информацию по своим каналам, чем долго согласовывать получение разрешения. Но разрешение все равно придется оформить, пусть и постфактум. Напарники уже сталкивались с тем, что грамотный адвокат может развалить дело любой сложности именно на таких, казалось бы, мелочах. Нет нужной бумажки, не запросили разрешения на ведение слежки, и прочее.

– Оппа… какое знакомое лицо.

У обоих напарников была профессиональная память на лица, а учитывая, что все материалы дела они пересмотрели по несколько раз, не было ничего удивительного в том, что они узнали одного из следователей прокуратуры, который вел дело «Голден Ада». Да, он был сильно старше, чем на фотографиях и в зале суда, но тогда молодой амбициозный Захар…

– Никаноров, – уточнил Крячко фамилию, быстро глянув в список фигурантов дела.

Лев кивнул:

– Точно. Никаноров.

– Значит, завтра навестим товарища Никанорова. А сегодня спать. Я уже с трудом понимаю, что передо мной. Стол, стул или…

– Бриллиантовое колье! – продолжил весело Крячко.

Гуров закатил глаза, сдержанно зевнул и поехал домой. По пути он пытался вспомнить по записям, как себя вел Захар на судебных заседаниях. Выступал он один или два раза. Коротко, по делу и как-то достаточно отстраненно. Исходя из того, что он помнил по документам, Никаноров подавал большие надежды, до дела «Голден Ада» он уже работал на нескольких достаточно крупных делах о мошенничестве, но потом пропал. Нет, точно не ушел из прокуратуры, это бы Гуров сразу отметил. Просто все остальные его дела были каким-то… обычными? А потом его, кажется, перевели в судейский корпус. Нет, сейчас поспать, а о деле он будет думать завтра.

Мария оставила ужин на столе. Даже несмотря на то, что дома у них была микроволновка и подогреть готовое блюдо можно было за несколько минут, она всегда оставляла еду под полотенцем. Трогательно. Просто она знала, что Гуров ценит ее заботу. Даже если от усталости у него не будет сил поесть, а только раздеться и добраться кровати. Но именно такие мелочи делают жизнь гораздо приятнее.

Вывести из себя Ярцева оказалось легко. Напугать его тем, что станет известно о доле, которую он получил за помощь Казинидисам. Притом это даже не нужно было проговаривать вслух. На тот момент главное – напугать. Дать понять, что ты знаешь то, чего ты на самом деле пока не знаешь, вернее, у тебя нет доказательств.

Ярцев повел себя так, как от него ожидали, и дальше уже оставалось только прижать бывшего следователя прокуратуры.

Лев Иванович и Станислав снова поменялись местами. Теперь уже Ярцева в холле гостиницы «Космос» ждал Гуров, а к следователю в прошлом, а ныне скромному делопроизводителю Росгидромеда поехал Крячко.

И в том и в другом случае оперативники намеренно устроили встречи в неформальной обстановке в нерабочее время. Ведь это не допрос.

Они даже сняли галстуки.

Специально. Была привычно продумана каждая деталь. Казалось бы, мелочь, а частенько подозреваемые напрягались, если оперативник приходил на беседу в костюме, при галстуке. Это был своего рода триггер. Что вот официальное лицо и официальное дело. И наказание тоже будет очень и очень официальным. А бывало, что наоборот. Просто одетый, слегка небритый, можно даже пару раз сдержанно и равнодушно зевнуть в кулак, и вот уже подозреваемый рассказывает все, что знает, потому что всеми силами пытается хоть как-то перетянуть сыщика на свою сторону.

Крячко снова примерил роль рубахи-парня, опытного опера, которого совершенно не интересуют дела прошлого, но есть один нюанс.

– Кто дал тебе команду помочь Казинидисам? Приговор максимально мягкий для такого дела. Я видел записи, и сложно не заметить, что ты больше похож на адвоката, чем на помощника прокурора. – Станислав задал этот вопрос настолько быстро, сразу после приветствия, что собеседник не успел сориентироваться и придумать ответ.

– Мы не собираемся поднимать старое дело, но расследовать убийство мы обязаны. Вот и проверяем, как, что, кто приходил, кто что говорил.

Захар вздохнул:

– Был один щеголь очень напористый. Слишком ухоженный для нас. Ботиночки в КПЗ боялся замарать, когда приходил к Казинидису. Надевал бахилы. Он там все время крутился. Ни дня не проходило, чтобы не отсвечивал.

– Фамилию помнишь?

– А ты бы забыл? – спросил Захар и добавил: – Мы же все не дураки. От того, насколько хорошо ты помнишь фамилии и детали дела и насколько быстро и хорошо ты в нужный момент сможешь их забыть, часто зависит твоя жизнь.

Станислав кивнул. Захар продолжил:

– Он из МИДа был. Но по официальной версии, бывший преподаватель Казинидиса, друг семьи. Пытался помочь по своим каналам, совал деньги адвокатам, привозил передачки, суету наводил, но, как ты понимаешь, больше для вида. На самом деле он был там, именно чтобы никто не знал, куда на самом деле пошли деньги и бриллианты. Я так думаю.

– Ты зачем засветился с Ярцевым в гостинице? Понимаешь же, что мы его пасли. Ты бы еще с плакатом по улице прошелся. Прямо под окнами Главка.

Захар кивнул:

– Понимаю. Давай так. То, что я тебе сейчас скажу и что говорил до этого, строго между нами. Меня не волнует, как ты обоснуешь эту информацию. Может, вон того же Ярцева и расколол. Он как был не очень умным, но очень мстительным, так им и остался.

– Не очень умным, а завод-то при нем и до сих пор работает, – отметил Станислав.

Захар грустно улыбнулся. И в этот момент Крячко с трудом удержался от того, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Ну конечно! Именно поэтому завод и остался при Ярцеве! Потому что тогда он не сильно громко кричал в суде о возмещении ущерба. И мало того, насколько помнил Крячко, именно Ярцев тогда подписал документы о том, что переданные камни были не самого высокого, так называемого промыслового, качества, и поэтому завод не фигурировал в качестве потерпевшего, а только лишь как свидетель.

* * *

Тем временем Кирилл Ярцев потел. Потел очень сильно, хотя он всегда считал себя уже давно настолько тертым калачом, что, казалось бы, уже давно должен был отвыкнуть так волноваться