— Думаю, для вашей матери это было тяжело.

— Да. Ей хотелось, чтобы мы были ближе, особенно после смерти отца.

— Конечно, — согласилась Шварцман. — Но здесь сложно оставаться. Насколько мне известно, в городе трудно с работой.

— Только не в технических фирмах или в образовании. Я инженер. Но лучшее предложение пришло из Чикаго, и с тех пор я там.

— Конечно. — Шварцман уже начала нервничать. Харпер нигде не видно. Пока. Но времени в обрез. Харпер явно уже в пути.

Она выдавила улыбку и украдкой покосилась на входную дверь. Если Харпер приедет сюда, придется проскользнуть в заднюю часть дома и спрятаться там, пока она не сможет подняться наверх…

В этот момент Дэвида кто-то окликнул. Анна тихо выдохнула.

— Прошу извинить, меня зовет брат.

— Конечно, — сказала она, мягко пожав его руку. — Я ценю ваше внимание.

— Иду, Роб, — крикнул Дэвид, пересекая комнату.

Анна посмотрела на лестницу, пытаясь решить, как туда попасть. Хотелось бы пойти прямо сейчас. Но кто-нибудь обязательно ее остановит. Или, по крайней мере, увяжется следом.

В комнате Фрэнсис ей нужно время, чтобы собрать волосы и частички кожи. Минимум три-четыре минуты — при условии, что все осталось нетронутым. Чтобы никто не менял простыни, не убирал в комнате.

Если, если, если…

Нет. Она не сможет подняться по этой лестнице.

Анна увидела на улице Харпер Лейтон. Прежде чем та увидела ее, она отвернулась от двери и направилась в дамскую комнату. Сунула голову внутрь. Пусто.

Быстро оглянувшись через плечо, чтобы убедиться, что никто не смотрит, Шварцман закрыла дверь и направилась в дальнюю часть дома. Сворачивая за угол, увидела, как Дэвид Пинкни приветствует Харпер. Под руку с детективом стояла пожилая женщина, судя по внешнему сходству — мать.

Шварцман повернула за угол, ожидая увидеть кухню. Вместо этого там оказалась вторая лестница. Черная лестница. Она решительно поставила ногу на ступеньку.

— Извините, — окликнул ее сзади женский голос.

Анна обернулась, пытаясь сделать вид, будто вот-вот заплачет. Пульс бился как безумный. Шварцман жестом указала на лестницу и провела пальцами под глазами, смахивая притворные слезы

— Дэвид разрешил мне воспользоваться туалетом наверху; тот, что внизу, занят.

Женщина, явно из числа обслуживающего персонала, посмотрела в сторону гостиной.

— Да, конечно. Просто нам велено никого не пускать наверх.

— Конечно, — согласилась Анна. — Я ненадолго.

И, не оглядываясь, поднялась по лестнице. Главное — вести себя так, будто ты здесь хозяйка. Не робеть. Поднявшись наверх, Шварцман свернула к южной стороне дома. Прижалась к стене, зажмурилась.

Это была ужасная идея — прокрасться в комнату мертвой женщины, чтобы собрать образцы ее ДНК. Но она просто обязана убедить полицию. Они должны поверить в то, что Спенсер причастен к смерти как Авы, так и Пинкни.

Держась стены, Анна двинулась по коридору. Ей были видны лишь макушки голов в фойе внизу. Заглянув в первую дверь на южной стороне дома, она нашла небольшую спальню. Комната Кэролайн. Шварцман закрыла дверь и быстро перешла к следующей двери.

Главная спальня.

— О боже, — прошептала она, заставляя себя войти внутрь.

Комната была просторной и источала сладковатый запах старины. Голоса гостей внизу просачивались через дверь.

Анна быстро осмотрела комнату. Кровать с балдахином. Лоскутное одеяло ручной работы, края немного потрепаны. Кто-то застелил кровать. Или, возможно, Фрэнсис застелила ее в день своей смерти. Представив кровать Авы, Шварцман отогнала от себя эту картину.

Поторопись. Она нажала кнопку, чтобы запереть дверь, и направилась прямиком к кровати Фрэнсис. Вытащив из кармана небольшой рулон клейкой упаковочной ленты и пакет «зиплок», надела тонкие кожаные перчатки и, сдвинув одеяло и простыню, обнажила подушки.

У двери послышался звук. Анна сорвала перчатки, накинула на подушки одеяло и замерла. Царапанье. Сунув перчатки и ленту в карман, она быстро подошла к двери и легонько повернула ручку, чтобы замок бесшумно открылся. Прислушалась. Поскуливание, писклявый лай. Она приоткрыла дверь, и в комнату вбежал маленький белый песик.

— Нет, — сказала Анна псу. Тот стоял в центре комнаты и вилял хвостом. Затем игриво тявкнул.

— Тсс, — прошептала она, возвращаясь к двери спальни, и выглянула в коридор. Никого не увидев, закрыла и снова заперла дверь.

Все, что ей нужно, — это щетка для волос Фрэнсис Пинкни. На ней точно будет достаточно ДНК. Волосы с фолликулами. У нее нет времени искать их на кровати.

Она соберет их и проверит позже.

Пес, залаяв, стал царапать ей туфли. Анну охватила паника. От страха ее конечности словно налились свинцом. Она наклонилась и подняла пса на руки.

— Тсс… — И полезла в карман за перчатками.

Скрип. Со стороны парадной лестницы. Шварцман бросилась к двери и открыла замок. Дыхание отдавалось в ушах ураганом. Цоканье высоких каблуков по дереву.

Близко.

Прижимая к себе пса, Анна шагнула от двери и замерла.

Дверь открылась. В комнату шагнула Кэролайн Пинкни.

— Что вы делаете в комнате мамы?

Шварцман повернулась и ощутила прилив крови к шее.

— Извините. Я…

Лицо Кэролайн окаменело.

— Я пошла в туалет, — сказала Анна. — А когда вышла, услышала, как скребется ваш песик.

— Он был в комнате мамы? — спросила Кэролайн.

Шварцман кивнула, не в силах выжать из себя ни слова.

— Купер, — сказала Кэролайн, беря его из рук Шварцман. — Что ты здесь делаешь?

Анна вслед за Кэролайн вышла из спальни, бросила последний взгляд на вещи Фрэнсис Пинкни и закрыла за собой дверь. Ей не удалось добыть ее ДНК. Ни единого волоска. При мысли о том, что она уходит отсюда с пустыми руками, стало зябко и муторно.

Кэролайн остановилась возле лестницы, чтобы подождать ее.

— Постоянно слышишь кошмарные истории о людях, которых ограбили во время похорон…

Шварцман проглотила застрявший в горле комок. Неужели Кэролайн обвиняла ее? Изначально она планировала взять какое-нибудь украшение. Что, если бы Кэролайн вошла, когда она копалась в вещах ее матери?

— Это ужасно, — сказала Анна. — Как можно что-то украсть у людей, на которых недавно свалился такой чудовищный удар?

Такой воришкой могла быть ты. Как низко она падет, чтобы избавиться от Спенсера? Ты избавилась от пистолета.

— Я не могу там находиться.