— Я не такая как они, — ворочается и стонет.

Ее стоны острыми лезвиями проходятся по сердцу.

— Мы с мамой разберемся во всем.

— Пап, а тебе не кажется, если вы хотели меня наказать, то уже добились своего? Или вы ждете, пока меня там убьют? — из опухших глаз катятся крупные слезы. — Так не переживайте, скоро это произойдет. Там обитают нелюди.

— Задай себе вопрос, почему ты там оказалась, — чувствую, каких усилий Роме стоит сохранить спокойствие. Я держусь только благодаря тому, что он рядом.

— У вас вижу все хорошо. Воспитываете правильную дочь. Никто больше не создает проблем. Помирились. Началась счастливая жизнь, от неугодного ребенка избавились. Уничтожили мечту дочери. Но я не держу на вас зла, будьте счастливы, дорогие родители, — закусывает губу.

— Хорошая попытка манипуляции. Нам ли не знать, как ты заманила родную мать в ловушку.

— Прости, пап, не знала, что стоит оступиться, и тебя пошлют на смерть. Такая она огромная любовь отца и матери.

— Прости, Зорь, но веры тебе больше нет, — глухо отвечает Рома, поворачивается и, увлекая меня за собой, выходит из палаты.

— Она в жутком состоянии, — говорить получается с большим трудом.

— Надо выяснить, что там произошло. Потом решим, — обнимает меня за талию.

Преподавателя Зори мы находим неподалеку. Она с кем-то говорит по телефону. Дожидаемся, пока она закончит разговор и подходим.

— Инга Леонидовна, проясните, пожалуйста, ситуацию? При каких обстоятельствах произошло избиение?

— Зоренька домашняя девочка. Она была в ужасе от происходящего в ее отряде. Она пыталась подружиться с девочками. Одно время даже неплохо общалась. Но потом, она стала нам рассказывать ужасные вещи про наших воспитанниц. Что они вытворяют, что и где прячут, про их заговоры и планы. Мы были в шоке. Пытались уберечь Зореньку, создавали ей более комфортные условия. Но в отряде прознали, что она не на их стороне, и совершили свою кровавую расправу, — женщина нервно заправляет за ухо прядь волос.

— Иными словами Зоря занималась стукачеством, — Рома не спрашивает, подводит итог.

— Что за слово! — морщит нос Игна Леонидовна. — Она просто пыталась остановить беспредел! Помогала преподавателям!

— Вы ведь преподаете у трудных подростков, и прекрасно знаете, как подобные выходки расцениваются в коллективе. Но вы не только не пресекли, но наоборот, способствовали этому. Это крайне некомпетентно с вашей стороны! — не выдерживаю уже я.

— Мы непременно сообщим вашему начальству, — поддерживает меня Рома.

— Мне искренне жаль Зореньку. Вы даже не понимаете, что ломаете жизнь собственному ребенку! — женщина покрывается красными пятнами.

— Вы же в курсе, за какие поступки она оказалась в ваших стенах? — Рома спрашивает холодным тоном.

— Я в курсе, что она жертва обстоятельств. Зоренька была предельно откровенна со мной!

— Далее считаю наш разговор бесполезным. Мы с женой будем общаться с вашим начальством.

Мы возвращаемся в палату.

— Что же ты не рассказала, что за блага продавала девочек из отряда? — спрашивает Рома.

— Они были не правы! Я не могла молча смотреть на их выходки! — выкрикивает.

— А перед этим втерлась к ним в доверие.

— Нет, я пыталась с ними подружиться. Научиться выживать в том страшном месте!

— Так же как и в семье, для всех хорошая, но при любом удобном случае, готова продать нас всех! — не могу остановить слезы, голос дрожит.

Дочь не меняется и использует те же методы. Во мне все же теплилась надежда, что она образумится и все осознает, что не все еще потеряно. Но эта надежда тает на моих глазах.

— Только ты у нас такая правильная, мамочка. Поступаешь по совести. И папу простила. Пригрела блудного пса. А как там тетя Алена? Уже родила мне братика? Пап, вы как договорились, ты и дальше на две семьи будешь жить, только теперь открыто? Правильные вы мои, — в ее заплывших глазах полыхает что-то такое черное и страшное, что у меня ледяной пот струится по спине.

В этот момент я боюсь собственной дочери. И совершенно не знаю, чего от нее ожидать.

— Откуда в тебе столько яда? — восклицаю.

— В семье не без урода. Так считайте меня таковой, вы же все ангелы во плоти, — начинает дико хохотать, давится слюной, кашляет и продолжает хохот.

Кровь в жилах стынет. Руки опускаются.

— Зорь, ты не выйдешь, — чеканит Рома. — И из больницы сбежать не получится. Мы об этом позаботимся. Лечись. Выздоравливай.

— А как же разговор по душам? — смотрит на нас с издевкой.

— Не о чем говорить, — Рома берет меня под руку.

— Мне жаль, Зорь, — смотрю на дочь и снова становится страшно.

Уже когда мы переступаем порог, нам в спину прилетают ее слова:

— Я же когда-то выйду, — и смех, словно из самого ада.

Худшего кошмара наяву даже сложно себе представить. Меня колотит как в лихорадке, зубы отбивают чечетку. Лицо Ромы бледное с зеленоватым оттенком. Он пытается сохранить спокойствие, но я чувствую его внутреннее напряжение.

— Поедем к руководству. Выясним все. Если что поменяем учреждение. Ее нельзя выпускать.

— Нельзя, — соглашаюсь.

А в ушах до сих пор адским эхом звучат ее слова.

Глава 96

Роман

Он отвез Диму к Алене, купил продуктов, собрал все необходимые вещи парня. Но все равно ощущал себя предателем. Но ведь он отвез сына к матери!

— Дима, если что звони, пиши мне! — наверное, в сотый раз повторил, прежде чем покинул ее дом.

Алена выглядела помятой, с черными кругами под глазами, жаловалась, что ребенок не спокойный. Роме было тяжело с ней разговаривать. Он бы с радостью вычеркнул эту женщину навсегда из своей жизни. Только их связывает Дима, и бросить парня он никогда не сможет.

Сколько радости было, когда Рома получил результаты теста. Огромная гора свалилась с его плеч. Он бы любил сына даже от Алены, но тогда бы