он не дожил бы до нынешнего возраста! Видите ли, окружающим находиться в обществе эмпата комфортно и приятно, тогда как все мы для такого человека – энергетические вампиры, в большей или меньшей степени. Мы тянем из него энергию, поправляя собственную ауру и лишая этой ауры его!

– Так вы поэтому были так уверены, что Роман не в состоянии никого убить? Если бы он только попробовал…

– У него бы не вышло! Такие люди не способны сознательно причинить вред кому бы то ни было, а если это происходит по причинам, от них не зависящим, чувство вины может быть таким сильным, что приведет к фатальным последствиям: эмпат просто не сможет с этим жить!

– А эта… гиперэмпатия – наследственная, что ли?

– В случае Вагнеров – похоже, да. Кстати, Карл – единственный в роду, кто дожил до преклонных лет, а остальные умирали, не достигнув пятидесяти или даже сорока! Все зависит от того, насколько сильно выражена эмпатия: у Карла она была умеренной, у Георгия – чуть слабее, чем у Романа… Знаете, может, я зря это говорю, но Карл как-то рассказал мне легенду о том, как в их семье появилась эта проблема.

– Что за легенда? – заинтересовалась Лера. То, что рассказывал главврач, звучало дико и неправдоподобно, но одновременно так увлекательно, что она практически лишилась способности подвергать услышанное сомнению. Теперь Лере стало ясно, почему Роман даже не пытался объяснить все сам, а отправил ее к своему лечащему врачу: она бы просто не поверила!

– Род Вагнеров довольно древний, знаете ли… В нем было множество ветвей, и эта тянется от Иоганна Вагнера, который приехал в Россию вместе с Петром…

– В смысле, с Петром Первым?

– Ну да, с ним самым. Иоганн Вагнер занимался строительством кораблей, так как император замыслил создать собственный флот. В дальнейшем Вагнеры разрабатывали горные рудники, строили фарфоровые заводы и прядильные фабрики… В общем, это не суть важно. Из поколения в поколение в семействе Вагнеров передается легенда о том, что один из его представителей, Генрих Вагнер, который жил в начале девятнадцатого века, отличался патологической жестокостью. Он смертным боем бил крепостных, иногда до смерти, и однажды столкнулся с сопротивлением: знахарка, которую считали колдуньей, прокляла весь род Вагнеров, пообещав, что в каждом поколении один из его представителей будет испытывать страдания при виде мучений других людей и чувствовать их боль… Конечно, это не более чем сказка, но, согласитесь, звучит красиво!

– А это относится только к мужчинам?

Сапковский задумался.

– Знаете, а я ведь раньше не задавался этим вопросом! – ответил он через некоторое время. – И у Карла теперь не спросишь… Даже не знаю, что вам и сказать! В любом случае о женщинах из их семьи, обладающих подобным свойством, он не упоминал.

– Скажите, Леонид Андреевич, а могут эмпаты предугадывать намерения окружающих?

– Да, у них есть такая особенность. Они практически безошибочно распознают искренность и неискренность в людях, если те, конечно, не обладают исключительной «непроницаемостью» – способностью скрывать чувства и эмоции настолько глубоко, что сами этого не осознают. Преднамеренно это сделать почти невозможно, просто эти люди неэмоциональны, а потому «непрозрачны» для эмпатов. Однако даже подобные люди могут испытать неконтролируемый всплеск эмоций, и тогда они становятся «видимы» для таких, как Рома.

Теперь становилось ясно, как Роман догадался, что Рубис мертв: он не ощущал его боли, а это означало, что адвокат мертв. Правда, с таким же успехом, наверное, он мог находиться без сознания? Но почему он не распознал Эльзу – может, к нему, в отличие от Луизы, она не испытывала ненависти, а действовала, лишь руководствуясь корыстью? Или она обладает той же «непроницаемостью», какая была свойственна Луизе, и по этой причине Роман не сумел ее «считать»? Однако он предугадал движение Эльзы, когда она запустила тяжелую пепельницу Лере в голову – вот как тут не поверить в байки психиатра?!

– Доктор, а как же можно жить с таким грузом? – тихо спросила она. – Как общаться, как… вообще?

– Поверьте, можно.

– На антидепрессантах?

– Антидепрессанты – только в самых крайних случаях. Во-первых, я научил Рому строить «стену»…

– Что строить, простите?

– «Стену». Виртуальную, понимаете?

– Не совсем…

– Когда он начинает ощущать дискомфорт в общении с тем или иным человеком, он должен представить себе, что выстраивает между ним и собой стену: кирпич, цемент, кирпич, цемент… И так до тех пор, пока тот, другой, не окажется по другую сторону.

– Это работает?

– К сожалению, не всегда. Есть и другие варианты.

– Например?

– Больше спать, восстанавливая силы. Больше времени проводить в одиночестве или в компании домашних любимцев, способных вызвать одни лишь положительные эмоции, ведь животные, особенно кошки и собаки, – сами эмпаты почище любых людей! Гулять на природе, «перезаряжая батарейки» в собственном организме, заниматься творчеством и, наконец, общаться в кругу людей, которые их любят.

– У Романа с этим, по-моему, проблемы…

– Да, Карл был единственным, кто любил и по-настоящему понимал его, однако Роман – молодой, привлекательный мужчина, и у него все впереди: глядишь, и ему встретится женщина вроде первой жены Карла, которая примет его таким, какой он есть, и сумеет оградить от внешних воздействий… Валерия Юрьевна, надеюсь, мне не нужно просить вас молчать обо всем, что вы узнали про Романа? Если эта конфиденциальная информация станет кому-то известна…

– Не волнуйтесь, доктор, – поспешила заверить его Лера. – От меня никто ничего не узнает. Никогда!

* * *

Лера придавила кнопку звонка апартаментов сестры и ее мужа, другой рукой аккуратно придерживая красивую плетеную корзинку. На этаже располагались всего две квартиры в противоположных концах от лифтовой площадки: Лера мечтала бы иметь лишь одного соседа, ведь всегда легче договориться с одним, чем с шестью, с которыми приходится мириться ей самой! Не то чтобы она завидовала Эльвире, но кое-какие привилегии, приобретаемые с помощью денег, и она оценила бы.

Дверь открыла сама Эля – видимо, домработница уже ушла, ведь время близилось к восьми вечера.

– Ну, Валерка, тебя не дождешься! – обиженно надула и без того пухлые губки сестрица. – Ужин остыл, Арик, как назло, задерживается на встрече с клиентами, а я сижу тут, как дура, в полном одиночестве!

– Теперь в одиночестве ты не будешь никогда! – смеясь, сказала Лера, протягивая сестре корзинку двумя руками. – Я обещала тебе подарок, как только его доставят: вот он!

В корзинке сидел щенок петербургской орхидеи[13] потрясающего шоколадного цвета. Его светло-карие глазки поблескивали любопытством и, совсем немножко, страхом – а вдруг он придется не ко двору? Песик заерзал, поднялся на толстые лапки и тихо заскулил.

– Валерка, это… это мне?! – взвизгнула Эльвира, выхватывая собачку из подарочной