Шрифт:
Закладка:
Ещё через пару часов встретились в городе, тоже в условленном месте, с командиром. Алик рассказал Розину о необычайном везении: один из лидеров местного фронта оказался сейчас здесь, и это – его бывший агент! Алик не мог сдержать эмоции, и очень возбуждённо напирая на Розина, говорил:
– Командир! Вы представляете, я же очень хорошо знаю этого человека… Это – не самый лучший мой бывший помощник. В нём столько противоречий и… извините, дерьма, что в обычной жизни я даже разговаривать с ним бы не стал… А тут, надо же? На лидера претендует! Кто его может слушать? Неужели вокруг него люди ничего не видят и не понимают? Кем же он тогда окружён? Командир! Надо это использовать. Может, засветить его перед окружением, чтобы этого дерьма там больше не было?..
– Да, и тем самым помочь народному фронту в укреплении своих рядов, – вставил я, потому что Розин меня тоже взял на встречу.
– Вы не спешите с выводами, Алик! – сказал Розин. – Есть более важные задачи, которые могут привести к нужному для нас результату. Кому делать ошибки, – и без нас хватает. Я предлагаю, чтобы он сейчас поработал на ситуацию, которая должна снять напряжение… Со слов начальника разведки погранотряда, националисты готовят листовки на азербайджанском языке с призывами к насилию над армянами, а теперь уже – и над русскими. Начинается следующий этап событий, который может привести к конфликту уже с русскоязычными жителями. А это полыхнёт так, что, считай, тогда никто ситуацию не удержит. Если они тронут русских, будет очень плохо.
– Да не может быть, Валерий Витальевич! Они не посмеют…
– Ещё как посмеют. Выступления против СССР и Советской власти здесь, считайте, – один шаг до выступления против русских повсеместно… Поэтому в разговоре с ним мы с вами должны оградить людей, втянутых в этот фронт, от необдуманных шагов в преступном направлении. И… – Розин сделал паузу и обвёл всех нас долгим взглядом, – в этом нам поможет ваш друг…
– Ну, Валерий Витальевич! Я вас прошу… не друг он мне, – взмолился Алик, – я даже не знаю, как его в этом случае и назвать…
Но было видно, что Алик очень горд, что именно его связи здесь, в этом месте, оказались такими важными, практически ключевыми. Лицо его покраснело, утончённые, красивые черты лица ещё более обострились, а глаза, как два огромных озера, искрились от чувств, полыхающих в душе.
Розин увидел эту какофонию чувств, бурлившую внутри его офицера, и подумал: «Хорошо, что этот парень сегодня – в нашем отделе. Как здорово, что я в нём не ошибся…» – а вслух сказал:
– Хорошо, хорошо! С его помощью мы решим очень важную задачу на первом этапе… А затем уже будем разваливать это движение… Теперь о встрече с аксакалами… – на среднеазиатский манер назвал Розин стариков, – вы договорились?
– Да, через час они соберутся. Отсюда совсем недалеко… А ещё позднее – встреча с этим… ну, короче, «другом»!
Мы посидели примерно ещё час, попили чай, слушая Алика, который после встречи со своим дядюшкой разговорился, высказывая мысли по поводу происходящих событий. Его грамотная речь, речь образованного человека звучала как напоминание о великой культуре его нации, и он, как будто чувствуя это единение сейчас и здесь, был особенно красноречив.
– Во как! – толкнул я в плечо Кшнякина, склонившись к его уху, – надо чаще с народом общаться, тогда и идеи будут возникать, и различные варианты работы будут появляться…
– Идеи могут взяться только из жизни, – философски заметил Валерий Иванович, также прошептав мне в ухо свой вопрос: – Ты помнишь, как мы в первые дни приезда в Баку «пошли в народ»?
Действительно, по распоряжению Розина, для того чтобы осмотреться и понять ситуацию, сложившуюся в городе, мы втроём: я, Кшнякин и Инчаков – вышли в город…
В первый выход в город маскировка была стандартной для того случая. В руках у Юрия Игнатьевича была авоська[105] с позвякивающими тремя пустыми кефирными бутылками, пучком зелёного лука и буханкой хлеба. От всех троих несносно разило пивом и рыбой. Маскируя меня, Юра специально ещё и на рукав моей невзрачной куртки вылил полкружки пива, чтобы придать мне нужную кондицию. Из-за этого мы с ним даже поскандалили, что придало нашей компании в какой-то пивнушке абсолютно местный колорит… Мы сразу же слились с толпой и превратились в своих. Там, где стояли большие группы людей, мы протискивались сквозь толпу и слушали, слушали, слушали… Вернувшись к себе, мы были несколько шокированы тем, что услышали и увидели в январском Баку. Тогда таких наших групп в городе было много. И мы, сидя перед командиром и отчитываясь об увиденном и услышанном, все до одного говорили, что происходящее здесь серьёзнее того, что мы видели раньше. Когда мы несколько раз пытались хоть как-то вмешиваться в ситуации при каких-то разборках с армянами около жилых домов, – а мы попали в такие ситуации трижды, – нас оттесняли решительные и хмурые люди в сторону и говорили: «Вы, русские, не вмешивайтесь… Мы сами, без вас здесь разберёмся. Мы же вас не трогаем… Пока!» И это слово «пока» произносилось зловеще, с подтекстом, от которого веяло жутью: что они творили с армянами! В таких случаях мы были бессильны. Зато мы набирались в этих разговорах «прозы жизни» и переживали крушение всех наших надежд на какое-то благоприятное завершение событий, происходивших вокруг. Именно после этого мы сразу же стали соображать быстрее и глубже. Именно после этого мы избавились от иллюзий раз и навсегда…
Местечко, в котором собрались за большим столом человек десять старцев, было уютным и насиженным любителями поговорить и попить чай. В зале чайханы, кроме компании седовласых людей, никого не было. Видно, все лишние заранее были удалены стариками при подготовке к встрече. За столом было оставлено место со свободными стульями – специально для поджидаемых гостей из Москвы.
Розин прошёлся по кругу, здороваясь за руку с каждым из сидящих за столом. За ним шёл, здороваясь также за руку, Алик, потом – я, Кшнякин, офицер из разведотдела и Халбаич. Получилась целая цепочка приветствий, в конце которой от множества улыбок и пожеланий всего хорошего создалась атмосфера дружеского взаимопонимания. «Молодец, мудрый Розин! – думал я. – Даже просто своим правильным, незаносчивым поведением с первых минут настроил стариков на благоприятный разговор…»
Усевшись на стулья,