Шрифт:
Закладка:
У меня вдруг охрип голос.
– Что Фаэс здорово изменился. Это было как раз после того, как я рассказала, что произошло во дворце! И о том, что против меня была использована магия смерти!
– Это было после того, как Эннар Второй, наконец, понял, что ты и Гай – это один человек, – снисходительно заметил Лин. – Когда при встрече с ал-таром ты разозлилась и решила напомнить его величеству про сказки. Помнишь, что ты тогда сказала?
– …Сказку, сир, – сухо повторила я, подчеркнуто глядя мимо него. – Когда-то вам настойчиво советовали ее не забывать. И когда-то вы даже считали это важным. Честное слово, не стоит уподабливаться тому радже – не надо путать силу со слабостью, а просьбу с приказами. Иначе можно утонуть в ложных истинах с головой.
– Что?! Что ты… сказал?! – выдохнул он, буквально впившись в меня расширившимися, разом потемневшими глазами.
Я аж похолодела, внезапно поняв, отчего же так страшно изменилось его лицо. У меня задрожали пальцы, на лбу выступил холодный пот, а затем я, наконец, сгорбилась и, в панике закрыв руками лицо, судорожно вздохнула.
Какой кошмар!
А ведь я помню его глаза. То, как он смотрел на меня в тот день, видимо, силясь поверить в эту дикую правду. В Валлионе так искренне считали, будто женщина не способна выполнять мужскую работу, что такой очевидный ответ даже не пришел им с да Миро в головы! Эти проклятые стереотипы… дурацкая инертность мышления… от нее не застрахованы даже лучшие из людей… я в свое время тоже не могла поверить, что глава церкви может оказаться темным жрецом. А Эннар Второй, кажется, с трудом допускал мысль о том, что Гай и Гайдэ… блиставшая на балах леди и наглый, бесцеремонный Фантом – это одно и то же лицо. И лишь когда я напомнила про антилопу, у него появились первые сомнения, а потом… наверное, это было прозрение, не иначе… все странности моментально встали на свои места. Мои маски. Мои братья. Скароны, владыки, хварды и миррэ. Мои хулиганства в Долине. Серые коты и Горы. И особенно тот неопровержимый факт, что Гай и Гайдэ ВСЕГДА появлялись на людях по отдельности. И НИКОГДА их не видели вместе. Просто потому, что за этими двумя масками скрывался один человек. Тот самый, которого король и любил, и, кажется, ненавидел одновременно. Которого уважал и вместе с тем презирал за обман. Которому был безмерно обязан и которого при этом никак не мог простить… всего один. Вернее, одна. Невезучая дуреха, у которой не хватило ума вовремя это понять.
– О боже… – простонала я, в ужасе закрывая глаза. – Надо было раньше догадаться, что значило это глухое молчание… надо было подумать, проверить… но мне казалось, ему стало плохо оттого, что выяснилось, где и как на самом деле погибли его родители… я думала… Лин, что же мне теперь делать?!
На моих глазах буквально вскипели злые слезы. В груди что-то болезненно сжалось и требовательно заныло. Мне стало так худо, что это просто невозможно описать. Хотелось просто лечь и умереть, чтобы избавиться от грызущего чувства вины. А когда я некстати вспомнила, что испытывал в нашу последнюю встречу Эннар Второй, то чуть не взвыла в голос.
Конечно, я не захотела остаться, когда его разрывала та же боль, что терзала сейчас и мою душу. Я не хотела снова оказаться на ее острие, при этом четко понимая, что сама во всем виновата. Я сбежала, страшась испытать жуткое чувство разрастающейся в груди пустоты. И поспешно отвернулась от старого, наполовину засыпанного песком бункера, в котором тихо умирала моя несчастная любовь.
– Иди к нему, – мягко улыбнулся Лин, заставив меня отнять руки и посмотреть на него заплаканными глазами. – Не думаю, что он откажется тебя увидеть.
– После всего, что было?! Думаешь, он станет меня слушать?!
– Вчера же стал. Значит, все еще ждет. Надеется. Верит. И тебе пора бы поверить… если не себе, то хотя бы ему. Или ты хочешь всю оставшуюся жизнь сожалеть о том, чего не сделала? Решила вдруг сдаться после того, через что УЖЕ прошла?
Я тихо шмыгнула носом, торопливо мотая головой и неловко утирая упрямо набегающие слезы. Затем неохотно позволила себя поднять. С тревогой заглянула в лучащиеся нежностью глаза друга. Но потом неожиданно почувствовала его молчаливую поддержку и слабо улыбнулась.
– Ты прав: я не люблю сдаваться. Так что, наверное, надо попробовать все исправить? А то что ж я за Ишта такая, если не умею доводить дела до конца?
– Молодец, – беззвучно прошептал Лин, обнимая меня выпроставшимися из пустоты крыльями. – Вот теперь я верю, что Лойн не зря тебя выбрал в качестве Хозяйки этого мира…
Эпилог
Когда я вошла, в кабинете по-прежнему было темно, из-за чего я на мгновение испугалась, что никого не застала, и скоро мне придется бледным привидением метаться по запутанным коридорам замка, чтобы отыскать там нужного человека. Однако чуть позже стало ясно, что Лин не ошибся окном: свет там все-таки горел – слабый, почти незаметный свет от едва теплящейся свечи, которую я чуть не проглядела.
Бесшумно отойдя от раскрытой настежь балконной двери, я остановилась на пороге знакомого кабинета и огляделась. Но Эннара Второго увидела далеко не сразу. А когда отыскала сливающуюся с темнотой массивную фигуру короля, занявшего кресло у камина и немигающе смотревшего на огонь, вздохнула и, мысленно перекрестившись, вошла.
Сгустившую тишину разорвал легкий цокот каблуков.
Я вздрогнула и ошарашенно посмотрела на свои сапоги: что за шутки? Откуда взялись туфли, когда я совершенно точно помню, что уже с полгода их не надевала?! Уходили мы из Харона в том, в чем были: Лин – в своем щегольском костюме, я – в штанах и куртке… ах ты ж… ЛИН!
Я беззвучно ругнулась, обнаружив на себе вместо привычной одежды нежнейшую ткань вечернего платья. Неверяще перебрала белоснежные складки. Совершенно нелепо подняла руки, чтобы убедиться, что длинные, абсолютно нефункциональные, но безумно красивые рукава мне не померещились. Наконец, осторожно пощупала невесть откуда взявшуюся прическу. Тихо ругнулась
