В воздухе на несколько секунд воцаряется пауза, во время которой Наталия задумывается о чем-то своем, положив голову на плечо Эдварда. Тот и сам о чем-то размышляет, а затем, слегка нахмурившись, переводит взгляд на девушку, чье лицо выглядит немного грустным, но невероятно красивым.

— Ты подумала о том же, о чем и я? — спрашивает Эдвард.

— Если ты подумал про мистера и миссис МакКлайф, то да, — тихо отвечает Наталия.

— Да, я тоже подумал об отце и маме и их жизни. О том, как тяжело им пришлось жить в свое время, когда дядя отнял у отца абсолютно все.

— Из-за этого человека на нас свалилось столько бед. А все из-за ненависти Майкла к твоему отцу.

— К счастью, он получил то, что заслужил и останется под стражей до конца своих дней, — спокойно отмечает Эдвард. — Дядя Майкл больше ничего не сможет нам сделать. И если он умрет, то это случится в тюрьме.

— Но сколько бед он принес нам до того, как его арестовали. Все чуть не стали его жертвами, а ты едва не попал в тюрьму.

— В это трудно поверить. Столько лет боялся, что меня в любой момент посадят за решетку, а теперь можно успокоиться и выдохнуть с облегчением.

— Было бы очень несправедливо, если бы тебя посадили в тюрьму при наличии доказательств твоей невиновности.

— Да, но, к счастью, все закончилось хорошо. И теперь мне нечего стыдиться и бояться. Я чувствую себя таким расслабленным и счастливым, каким еще никогда не был.

— Не знаю, что я бы делала, если бы тебя посадили в тюрьму. Я бы умерла от горя.

Эдвард с тихим выдохом на ходу обнимает Наталию обеими руками, пока она обвивает его талию и снова кладет голову ему на плечо.

— О, боже мой… — с грустью во взгляде тихо вздыхает Наталия. — Прошло уже три месяца с момента окончания суда, а я до сих пор не могу забыть все, что тогда произошло. Нет, мне безусловно стало намного легче. Но… Иногда мысли сами лезут в голову. Даже маленькая деталь может заставить меня начать вспоминать обо всем, что связано с этой ужасной историей.

— Ах, любимая, я и сам иногда вспоминаю об этом, — спокойно отвечает Эдвард. — Ты знаешь, как сильно я нервничал на протяжении всего процесса. Тогда я думал, что сойду с ума. Я находился на грани истерики. От мысли, что дядю и всех тех отморозков оправдают, а меня посадят. Серьезно… Это было такое сильное перенапряжение. Бр-р-р… Не могу…

— Я никому не желала смерти, а всего лишь мечтала о правосудии над Майклом и Уэйнрайта. Мечтала о том, чтобы поскорее сбежать из того помещения, в котором был этот человек с бешеными глазами. Мне тогда было очень страшно, несмотря на то, что все были на моей стороне и могли в любой момент разорвать его в клочья. Я никогда не забуду все, что он вытворял после вынесения приговора по моим обвинениям. Как он пытался облапать меня и приставал к девочкам.

— Знаешь, Наталия… — задумчиво говорит Эдвард. — Я считаю, что нам нужно раз и навсегда забыть об этом, как будто этого никогда не было. Да, я понимаю, что для тебя это будет невероятно сложно. Так же, как и для меня. Но поскольку все получили свое наказание, то нет смысла переживать. Больше эти люди больше не смогут причинить нам вред.

— Даже если мы не будем говорить об этом друг с другом или с кем-то еще, это не означает, что мы не будем вспоминать эти дни, находясь в одиночестве, — с грустью во взгляде отмечает Наталия. — Вспомни Терренса с Ракель: хоть они и старались не говорить о том, что едва не разрушила их отношения, все равно эти двое сильно переживали и временами вспоминали о том, как твой брат поступил с моей подругой.

— Да, но заметь, в последнее время они не говорят об этом. Не знаю, что на них повлияло, но я не помню, чтобы кто-то из них начинал разговор о том случае. А вот раньше кто-то из них обязательно мог хоть упомянуть Саймона Рингера, пощечину Терренса или его несостоявшееся расставание с Ракель.

— Думаешь, они уже забыли об этом?

— Скорее всего. Все-таки прошло уже много времени.

Глава 156

— Не знаю, Эдвард, не знаю… — тяжело вздыхает Наталия, опустив взгляд вниз. — Для меня это будет очень непросто…

Эдвард резко останавливается, поворачивается лицом к Наталии и мягко берет ее лицо в руки, приподняв ее подбородок и заставив блондинку поднять свои грустные небесно-голубые глаза, красота которых подчеркнута благодаря шикарному макияжу в коричневых тонах.

— Послушай, Наталия… — уверенно говорит Эдвард. — Давай договоримся о том, что это был последний раз, когда мы говорим о суде, Уэйнрайте и всем, что с этим связано. Чем меньше мы будем говорить на эту тему, тем скорее забудем о случившемся. Жизнь продолжается. Мы должны наслаждаться ею, а не тратить ее на то, чтобы вспоминать самое худшее.

— Неужели ты сможешь забыть все, что с тобой произошло? — удивляется Наталия. — Ты за семь лет не забыл все пытки, которым тебя подвергали за решеткой, но хочешь забыть историю с Майклом за одно мгновение.

— Если никто и ничто не будет напоминать мне об этом, то я не вспомню об этом, — с легкой улыбкой уверенно отвечает Эдвард. — Вот Терренс с Ракель практически не говорят в моем присутствии на эту тему. Думаю, они и сами не очень-то хотят обсуждать это между собой. Да и наши друзья прекрасно все понимают и тоже молчат.

— Я бы очень хотела забыть об этом как можно скорее, — тихо говорит Наталия. — Но ты же меня знаешь. Я могу очень долго помнить плохое и переживать, принимая все слишком близко к сердцу. Потому что слишком впечатлительная и… Не привыкла к тяжелым ударам жизни.

— Нет, милая, не говори так. — Эдвард нежно гладит Наталии щеки своими мягкими, теплыми руками. — Ты у меня сильная девочка. Сильная девочка с огромной силой воли.

— Наверное правильно отец как-то сказал, что они с мамой слишком сильно оберегали меня от плохого. Может, я была бы жестче и умела бы быстро забывать плохое, если бы у меня была, так сказать, твердая кожа и куча шишек на голове.

— Не факт. В своей жизни я многое пережил и получил кучу шишек, но до сих пор не могу спокойно принимать некоторые вещи.

— У