только потому (по крайней мере в рамках разбираемого примера), что все три персонажа, постоянно соизмеряя себя с другими участниками, все время соотносятся с механизмом мышления, который не принадлежит никому из них в отдельности, но всем вместе, определяя ход их мысли. И именно наличие Другого с большой буквы дает возможность каждому из них самоотождествиться (белый или черный), «измеряя» себя другим.

Более понятно, хотя и менее красиво, можно объяснить то же самое на примере логической и психологической механики игры в чет-нечет, в которой я, выбирая ход, пытаюсь представить себе, что думает противник о том, как я себе его представляю, чтобы загадать чет, будучи точно уверенным в том, что он ожидает нечет, и наоборот. В тот миг, когда мне удается представить себе его представление о моих мыслях о нем, мы оба оказываемся внутри некой объемлющей нас обоих логики: логики Другого[312].

Мы не случайно употребили выражение «логическая и психологическая механика»: Другой есть место надиндивидуальной психологики, которая нас определяет. «C’est de la structure de la determination qu’il est ici question» («Здесь ставится вопрос именно о структуре детерминации»)[313]. И именно в сторону этой структуры детерминации осуществляется движение: «l’inconscient est cette partie du discours concret en tant que transindividuel, qui fait défaut à la disposition du sujet pour réétablir la continuité de son discours conscient» («бессознательное – это та часть какого-то конкретного межиндивидуального дискурса, которая остается за кадром намерений субъекта, обеспечивая континуальность, связывающую его сознательную речь»)[314].

II. 3. Главный вопрос в том, кто говорит?[315] Или так: кто этот тот, кто думает во мне? («Quel est donc cet autre à qui je suis plus attaché que à moi, puisque au sein le plus assenti de mon identité à moi-même, c’est lui qui m’agit?»[316]) Сам вопрос об истине возможен, когда язык уже есть: тот язык, в котором бессознательное утверждается как речь Другого, того Другого, «qu’invoque même mon mensonge pour garant de la vérité dans laquelle il subsiste»[317].

Этот Другой, ухватывание которого потребно для самого хода развития мысли (и чья непостижимость, как это ни плохо, оказывается единственной терапией, которую признает психоанализ Лакана), «се n’est pas cela qui puisse être l’objet d’une connaissance, mais cela, ne le dit-il pas (Freud), qui fait mon être et dont il nous apprend que je témoigne autant et plus dans mes caprices, dans mes aberrations, dans mes phobies et dans mes fétiches, que dans mon personnage vaguement policé»[318]. Этот Другой, стоящий за несостоявшимися действиями и за самим безумием, а равно и за ходом мысли мудреца (способного, как мы убедились, к самопознанию и приходящего к нему в итоге неопровержимых умозаключений, сделанных им по поводу того, как происходит самоотождествление субъекта через его отражение в других), не может быть ничем иным, кроме как Логосом[319]. И не окажется ли тогда этот Логос (Дух, по Леви-Строссу), манифестирующийся в бессознательном в той мере, в какой оно – дискурс Другого, сцеплением означающих, собственно языковыми закономерностями, языком как детерминирующей структурой?

III. Лакан: структура детерминации

III. 1. Но что делает язык детерминирующей структурой? Бинарность, бинарная структура, та самая, которой столько занимались лингвисты от Соссюра до Якобсона, та самая, что лежит в основе алгебры Буля (и стало быть, работы ЭВМ) и теории игры.

Цепь означающих формируется при помощи наличия и отсутствия признака: игра, в которой мальчик, еще ребенок, отмечает чередованием слогов исчезновение и появление (fort-da!)[320] предмета,

ce jeu par où l’enfant s’exerce à faire disparaître de sa vue, pour l’y ramener, puis l’oblitérer à nouveau, un objet, au reste indefférent de sa nature, cependant qu’il module cette alternance de syllabes distinctives, – ce jeu, dironsnous, manifeste en ses traits radicaux la détermination que l’animal humain reçoit de l’ordre symbolique. L’homme littéralement dévouse son temps à déployer l’alternative structurale où la présence et l’absence prennent l’une de l’autre leur appel[321].

Это упорядоченность, выстраивающаяся вокруг фундаментальной оппозиции «да» и «нет», последовательность шагов, «развертывающих реальность сугубо «au hasard» («наугад»)[322]. Если у Соссюра Лакан заимствует идею системы, в которой означающие обретают свои очертания в игре оппозиций и различий, то у статистической теории он перенимает идею комбинаторики, предсказывающей возможность того или иного расклада с помощью методов, которые позволяют улавливать случайное сетями закона. Сцепление означающих как единственная реальность сближает психоанализ с любой другой точной наукой. Пример с тремя заключенными свидетельствует то, что к решению задачи приходят не с помощью психологических выкладок, но опираясь на непреложную комбинаторику представлений Другого.

Так что если заключенных трое, то для правильного решения нужны два шага вперед и одна остановка, и если бы их было четверо, то понадобилось бы три шага и две остановки, если бы пятеро – четыре и три остановки[323]. Структура детерминации сама строго детерминирована.

Le symptôme se résout tout danse une analyse de langage, parce qu’il est luimême structuré comme un langage, qu’il est langage dont la parole doit être déliverée. C’est à celui qui n’a pas approfondi la nature du langage, que l’expérience d’association sur les nombres pourra montrer d’emblée ce qu’il est essentiel ici de saisir, à savoir la puissance combinatoire qu’en agence les équivoques, et pour y reconnaître le ressort propre de l’inconscient[324].

III. 2. Вот почему законы, лежащие в основе универсального запрета инцеста и регулирующие брачные отношения, являются также и законами языка. Бессознательное, еще весьма неясное для антрополога, – это или некая трансцендентальность (но не трансцендентальный субъект), или хранилище архетипов, отворяющееся время от времени и выпускающее на свободу мифы и обычаи, – теперь обретает свое подлинное наименование и признает своим первооткрывателем Фрейда[325], а поверенным в делах – Лакана. Мы, таким образом, видим «comment la formalisation mathématique qui a inspiré la logique de Boole, voire la théorie des ensembles, peut apporter à la science de l’action humaine cette structure du temps intersubjectif, dont la conjecture psychanalytique a besoin pour s’assurer dans sa rigueur»[326]. Интерсубъективная логика и темпоральная природа субъекта (вспомним о трех заключенных и о временном разнобое, без которого их дедукция оказалась бы невозможной) как раз и образуют пространство бессознательного как дискурса Другого, где родительный падеж (Другого) означает вместе и то, о чем или о ком речь (в латыни),