Шрифт:
Закладка:
Думаю, что среди нашей зарубежной молодежи есть немало сердец, как и на Родине, готовых воспламениться по первому призыву и стать на защиту попранных диким материализмом заветов наших предков, образовав смену павшим бойцам и погибшим преждевременно Белым Вождям, начиная с Чернецова и Галаева и до Врангеля и Власова.
Е. Полянский[128]
Первый бой на Кубани[129]
К концу января 1918 года красная волна хаоса и анархии грозила захлестнуть и столицу Кубани – Екатеринодар.
Фактической и реальной силой, на которую опиралась кубанская власть, были два маленьких партизанских отряда – первый войскового старшины Галаева и второй капитана В.Л. Покровского. Отряды эти состояли почти исключительно из молодых офицеров, не старше капитанского чина, юнкеров и другой учащейся молодежи. Первое время деятельность отрядов заключалась в несении караульной службы в разных пунктах города, а главным образом – в разоружении проходивших через Екатеринодар эшелонов, чтобы лишить возможности разнузданные солдатские массы предать анархии еще уцелевший край. Отряд Галаева был расположен в центре города в духовном училище, и при отряде мною была сформирована 4-орудийная батарея, причем первые два орудия были обманом и хитростью добыты у армянского ополченского дивизиона, расположенного в здании кинематографа в городском саду. Вся батарея состояла из офицеров и учащейся молодежи.
На рассвете 22 января население Екатеринодара было разбужено орудийным огнем со стороны Энема – первой железнодорожной станции в Новороссийском направлении. Это были первые выстрелы, с которыми началась кровавая эпопея Кубани.
Сторожевая застава от отряда, охранявшего железнодорожный мост через Кубань, донесла, что от Новороссийска движутся эшелоны большевиков и разложившейся 39-й пехотной дивизии, бросившей Турецкий фронт. Наступавшими частями было предъявлено требование о сдаче Екатеринодара. Войсковой старшина Галаев без всяких колебаний в ответ на это требование со своим отрядом около 130 человек пересек железную дорогу в 4–5 верстах к западу от Екатеринодара, встретив наступающих убийственным пулеметным и ружейным огнем.
Одновременно с выступлением отряда я приказал немедленно запрягать орудия и двигаться за пехотой. К этому времени лошадей и упряжи было только на два орудия. Лошади, раздобытые всякими путями, никогда в упряжи не ходили и только пятились назад, так что первые две версты пришлось орудия катить на руках, ведя лошадей в поводу. Пройдя по шоссе мимо городского сада, около железнодорожного моста батарея была встречена большевистски настроенными рабочими завода «Кубаноль», которые отпускали угрожающие замечания по нашему адресу, и только присутствие двух пулеметов Люиса сдерживало их от активных враждебных действий.
Я занял позицию непосредственно на полотне железной дороги, сейчас же за цепями и пулеметами галаевцев, и открыл беглый огонь по наступающим, в колоссальном количестве превосходящим маленький отряд Галаева. Позиция, на которой мы встретили красных, очень благоприятствовала обороне. Это было узкое дефиле – полотно железной дороги и рядом шоссе; справа и слева непроходимые кубанские плавни, так что противник не имел возможности развернуть свои силы, насчитывающие до 6 тысяч человек, и в то же время наши фланги были совершенно обеспечены.
Весь фронт боя не превышал пятидесяти шагов. Огонь прямо в лицо наших 10 пулеметов Максима, ружейный и шрапнель моих орудий – был настолько силен, что каждая попытка противника продвинуться вперед немедленно пресекалась, а придорожные вербы были совершенно срезаны и снесены огнем. Мой наблюдательный пункт был тут же, на правом фланге цепей, на крыше железнодорожной будки.
К 4–5 часам вечера наше настроение стало падать. Ружейной пулей была убита доблестный командир пулеметного взвода прапорщик Татьяна Бархаш. Стало закрадываться неприятное чувство – что же дальше? Назад пути не было, так как местные большевики с рабочими завода «Кубаноль» уничтожили бы отступающую горсть галаевцев; впереди – противник, справа и слева – плавни. Был один выход – сражаться до конца! И каждая попытка противника опрокинуть галаевцев отмечалась новыми сотнями трупов, устилавших узкое пространство боя.
Около 6 часов вечера со своего наблюдательного пункта я заметил сильное движение у противника, и огонь стал слабеть. Немедленно вперед была выдвинута разведка, которая обнаружила паническое бегство красных. Взявшись в передки, я со своими орудиями, меняя позицию за позицией, почти в упор шрапнелью преследовал бегущих по шоссе и полотну железной дороги. Паника у большевиков объяснилась тем, что командир другого партизанского отряда капитан Покровский, увидев, что бой принял затяжной характер, со своим отрядом в 160 человек, обойдя плавни с юга, через аул Тахтамукай вышел к станции Энем, находящейся на три версты в тылу у большевиков, и все красные, бывшие против нас, очутились в узком мешке, из которого вырваться уже было невозможно.
Разгром противника был полный. У станции Энем были захвачены 4 действующих орудия, что дало нам возможность запрячь остальные два орудия и пополнить снаряды. Эта первая победа подняла дух и повлекла за собой усиленный приток партизан. Но нам, галаевцам, победа стоила дорого: мы лишились души отряда, своего первого командира – первого партизана Кубани, грудью принявшего натиск красных и смертью своею запечатлевшего содеянный подвиг.
Соединившись на станции Энем, оба отряда, под общим командованием капитана Покровского, уже 25 января лихой атакой, в которой капитан Покровский лично работал штыком, взяли станцию Георгие-Афипскую, захватив при этом 12 легких и 4 тяжелых орудия. На самой станции был убит военный министр «Новороссийской республики» юнкер Яковлев. Население Екатеринодара восторженно приветствовало победителей, торжественно продефилировавших по городу с отбитыми трофеями.
Эти две победы, после которых капитан Покровский был произведен в полковники и под нашим давлением был назначен командующим войсками Кубанского края вместо генерал-лейтенанта Гулыги, нанесли такой разгром красным на Новороссийском направлении, что на этом фронте до самого оставления Екатеринодара и ухода в 1-й Кубанский поход противник не решался приступать к активным действиям.
А. Мяч[130]
Вступление в кубанский отряд[131]
В ноябре 1917 года, после 18-месячного пребывания в полку (23-м Туркестанском стрелковом) на Кавказском фронте, я получил отпуск. Кавказская армия уже разлагалась – части уходили в тыл. Бросила позиции и особенно распропагандированная большевиками 39-я дивизия. Ушли в то время, когда готовилось наступление на турецкий город Сивас с целью сокращения Кавказского фронта. Покинули огромные запасы оружия, продовольствия и корма для лошадей. Грузились на пароходы в Трапезунде с направлением на Новороссийск и Батум, откуда
