тылу и введение закона о военно-революционных судах, призванных ввести дисциплинарные взыскания офицеров в рамки «демократической законности». Савинков считал это крупным успехом и надеялся, что в ближайшем будущем он заставит Керенского признать и остальные требования Ставки, прежде всего законы о комитетах и комиссарах: «Керенский принципиально высказался за необходимость твердой власти в стране и, таким образом, открывалась возможность попытаться поднять боеспособность армии».

Однако «правые круги» не были заинтересованы в намечавшемся сотрудничестве с Временным правительством, во всяком случае с тем его составом, в котором допускалось вполне лояльное отношение к советской власти. В Ставке все большую популярность приобретал уже не вариант «коалиционного правительства» или столь же неопределенной Директории. Гораздо более перспективным предполагался вариант объявления Петрограда на военном положении, создания Петроградского генерал-губернаторства, под управлением Корнилова и формирования Особой армии, в состав которой должен был войти весь петроградский гарнизон.

Данный план, хотя и принципиально согласованный с премьер-министром, предполагал в будущем существенное усиление военно-политических сфер. И хотя Временное правительство 21 августа утвердило решение о выделении Петроградского военного округа в прямое подчинение Ставке (о чем официально сообщили Корнилову 24 августа), все-таки сама столица должна была оставаться под контролем только Временного правительства. На должность петроградского губернатора предполагался Савинков. В распоряжение правительства, для «ограждения от посягательств с чьей бы то ни было стороны», Ставка должна была отправить конный корпус.

Вариант «Петроград под контролем Ставки» устроил бы Корнилова гораздо больше. Ведь тогда решались не только военные, но и политические проблемы. Объявление всего округа на военном положении позволяло ввести в действие «Правила о местностях, объявляемых состоящими на военном положении», согласно которым власть принадлежала уже не гражданским, а военным чинам.

25 августа, в полном соответствии с распоряжением правительства, в Петроград направился конный корпус. Это были казачьи части 3-го конного корпуса (а также Туземная («Дикая») дивизия) под командованием генерал-лейтенанта А.М. Крымова, хотя Корнилов обещал Савинкову отправить корпус регулярной кавалерии, во главе с более «либеральным» командиром. Правда, одновременно из Финляндии на Петроград двигался кавалерийский корпус генерал-майора АН. Долгорукова, но войти в столицу должны были именно казаки и горцы.

Союз офицеров продолжал свою активную работу. Корнилов, несомненно, считал его своей опорой. Новосильцев, Сидорин и Пронин были доверенными лицами генерала при получении средств от «Общества экономического возрождения России». Встречаясь с Путиловым в Москве Корнилов добился согласия на дальнейшее финансирование Союза и Республиканского Центра в объеме до 4 миллионов рублей. Даже когда под давлением Савинкова и Филоненко Корнилов решил перевести Главный Комитет Союза из Ставки в Москву, он говорил Новосильцеву, что делается это лишь для «отвода глаз». Корнилов надеялся на Союз, как на организацию, которая могла бы противодействовать отрядам Красной гвардии и большевикам в самом Петрограде, путем создания мобильных офицерско-юнкерских отрядов. На их финансирование предполагалось направить средства организации Гучкова-Путилова (уже полученные 900 тыс. рублей пошли на аренду помещений для офицеров, приобретение мотоциклеток, автомобилей, оружия). Боевые структуры Союза офицеров фактически стали подчиняться самому Корнилову, действуя независимо от правительства.

Так, начиная вполне легальные действия по переброске частей к Петрограду, Корнилов отнюдь не исключал введение осадного положения в городе, отправил к столице казаков и горцев 3-го конного корпуса под командованием генерала Крымова, предполагал использование боевых отрядов Союза офицеров. Однако, все эти «нарушения» плана, принципиально согласованного с Савинковым и Керенским, не казались Главковерху преступными. Напротив, они представлялись необходимыми для укрепления «порядка». Внешне Корнилов продолжал подчеркивать свою лояльность правительству, хотя и не считал премьер-министра способным на решительные действия ради победы в войне.

Дальнейшие события т. н. «корниловщины» хорошо известны. Поездка в Ставку бывшего Обер-прокурора Святейшего Синода В.Н. Львова и его последующие заявления Керенскому о том, что Корнилов готовит свержение премьера. «Испуг Керенского» (по словам Савинкова) и объявление Главковерха «вне закона», ответные заявления Корнилова о предательской политике Временного правительства, «война телеграмм» между Могилевым и Петроградом, легализация отрядов Красной гвардии и остановка продвижения 3-го конного корпуса к Петрограду, самоубийство генерала Крымова и самопровозглашение Керенского руководителем «обороны Петрограда» от «контрреволюционных войск» Ставки.

Что же в эти дни делал Союз офицеров? 28 августа он опубликовал обращения о поддержке Корнилова. Этого было уже достаточно, чтобы обвинить его членов в «мятеже». Но вот те самые «офицерско-юнкерские мобильные отряды», на которые рассчитывали при предполагавшемся вступлении корпуса Крымова в Петроград, оказались не подготовлены. Их организатор полковник Сидорин, получив от «Общества экономического возрождения России» 800 тысяч рублей (для сравнения: пожертвования на всю Добровольческую армию в ноябре не превышали 600 тысяч), должен был получить чек еще на 1,2 миллиона. Однако Путилов, увидев «заговорщиков» в полной «боевой» готовности в ресторане «Малый Ярославец», с шампанским вместо револьверов, раздумал передавать им оставшуюся часть суммы. С.Н. Третьяков (председатель Московского биржевого комитета) вообще отказался жертвовать деньги на «авантюру».

Не менее интересные, сведения содержат опубликованные в эмиграции воспоминания инженера Финисова. Ведь члены Центра также собирались весьма активно действовать в момент приближения 3-го конного корпуса к Петрограду.

Поскольку одной из задач корпуса предполагалась ликвидация Совета рабочих и солдатских депутатов (если бы он оказал противодействие Временному правительству), то для его «гарантированного разгрома» предполагалось разыграть следующий сценарий.

«Полки генерала Крымова продолжали двигаться к Петербургу. Не воспользоваться этим, – считал Финисов, – было бы преступлением. Если повода нет, его надо создать. Специальной организации было поручено на этом совещании вызвать «большевистское» выступление, т. е. разгромить Сенной рынок, магазины, одним словом, поднять уличный бунт. В ответ должны были начаться, в тот же день, действия офицерской организации и казачьих полков генерала Крымова. Это поручение было возложено на генерала (тогда еще полковника – ВЦ.) В.И. Сидорина, при чем тут же ему было вручено 100 000 рублей на эту цель (из этой суммы генерал Сидорин истратил только 26 000 рублей на подготовку «большевистского бунта», а остальные 74 000 вернул затем нам)… Момент же искусственного бунта должны были определить мы, т. е. полковник Десиметьер и я, после свидания с генералом AM. Крымовым, переслав приказ шифрованной запиской в Петербург».

Примечательно, что согласно воспоминаниям Финисова «генерал Корнилов не был своевременно осведомлен о плане «искусственного большевистского бунта» в Петербурге: мысль эта всецело принадлежит петербургской организации, принявшей такое решение в последний момент».

Казалось бы, ничто не предвещало неудачи такой «красивой» по форме, но глубоко порочной, провокационной по сути своей задачи. Если бы не неожиданное введение Сидориным «в курс дела» генерала Алексеева. По воспоминаниям Сидорина, также опубликованным уже в эмиграции, «день 28 августа был проведен в полной готовности; 29 августа, с утра до 4–5 часов дня я провел у генерала Алексеева, и