– Мёртвые ничему не обучатся. Зато обучатся те, кто будет жить после них. Я готовлю почву для будущих всходов. И, повторюсь, вы пытаетесь сделать то, чего не должно быть. Вы со всем справитесь. Княжества со всем справятся. И Милосердная поможет сразу и вам, и Царству.

Я заскрежетал зубами.

– Это ты надоумил царя напасть на нас?

Господин Дорог беззаботно улыбнулся. Светляки сели ему на голову и плечи, бросая на лицо резкие жёлтые блики, совсем не похожие на отсветы костра. Я заметил, что нечистецы держались от него на расстоянии и старались не поворачивать головы в его сторону, зато водяной из Сырокаменского буквально пожирал Господина Дорог взглядом.

– Да, Лерис Гарх, это я нашептал Сезарусу такие мысли. Вернее, не нашептал, а сказал прямо: уж не сочтите за грубость, но я принимаю облик других людей гораздо проще и чище, чем Великолесские лесовые. Но даже в Царстве кое-кто знает моё настоящее лицо…

Он подошёл к нам с Трегором, вглядываясь снизу вверх сначала в скоморошьего князя, а потом в меня. Я ощутил, как воздух вдруг напрягся и задрожал, словно слишком туго натянутая тетива. Так должно было быть.

– Не трогай моего сына, – предостерёг Тинень, на что Господин Дорог ухмыльнулся не оборачиваясь.

– Я не трону ни его, ни вас, ни кого-либо ещё. Всё произойдёт само, хотите вы того или нет. Вас слишком много. – Он достал прямо из воздуха целую кудель искрящихся золотых нитей и поднял так, чтобы их было видно с любого угла поляны. – И всё давно уже решено.

Господин Дорог связал все нити в один тугой узел, а потом дёрнул сильнее, и нити развалились у него в руках. Я ахнул; Гранадуб сердито взревел; мой отец бросился к Господину Дорог, словно хотел поймать его, но тот отступил в тень и исчез, оставив вместо себя лишь пару светляков.

Падальщица

Я проснулась со странными мыслями. Непривычно было видеть вокруг обставленную комнату – непривычно и радостно. Я потянулась в постели, наслаждаясь теплом и удобством. Ни Лериса, ни Огарька, ни Трегора не было. Сперва мне стало неприятно от вернувшегося одиночества, но я быстро поняла, что так даже лучше. Я села, прислонившись спиной к стене, и стала задумчиво заплетать косу.

Ночью мне удалось повести навей за собой. Они послушались меня – а может, просто оставались привязанными ко мне и потянулись, как нитка за иголкой. Я прислушалась к себе: где та сила, что спит сейчас, днём? Почему она просыпается? Моё тело было таким же, как всегда: те же напряжённые плечи, жилистые руки, пальцы с коротко остриженными ногтями. Во мне ничего не переменилось – или незримо переменилось слишком многое, стоило ступить на княжеские земли?

Одно я знала точно: я правда опасна. То, что казалось мне простым видением, пугающим шумом, теперь виделось как нечто убийственное.

В глазах у меня защипало, словно песку насыпали. Когда я последний раз плакала? Давно, очень давно. Даже думала, что зачерствела, стала твёрдой, как дубовая доска, не в пример другим дочерям знатных родов, которые не прочь использовать слёзы для достижения своих целей. Я зло шмыгнула носом. Что же вышло? Хотела помочь, но навредила. Должна была стать Милосердной, но призвала что-то неверное. Может, и права была Владычица Яви, когда говорила, что мне лучше не жить?

Лерис просил меня отвести навей к Перешейку, туда, где могут оставаться царские армии. Сезарус, конечно, не мог бросить всё как есть и, я была уверена, уже отправил новые войска – царь не из тех, кто отступит после первого поражения. Я понятия не имела, что с Раве и остальными, но надеялась, что совсем скоро к ним прибудет подмога. Быть может, уже пришла.

Нави не убивали людей – по крайней мере, я такого не видела. Но, как успела убедиться сегодня ночью, отлично отвлекали и помогали нападающим. Если я приду к Перешейку, воины Царства будут в замешательстве, когда ночь наполнится страшным навьим гомоном. Это поможет войскам Княжеств нанести удар. Лерис не просил меня убивать, да и, по сути, вообще не просил ничего, что мне сложно было бы выполнить – от меня требовалось просто прийти. Прийти и привести.

Как я могла заманить навей к своим людям? К тем, кто так же, как я, был рождён в цветущем и шумном Царстве? К тем, кто клялся служить моему брату, командующему Лагре Лариме? Я предала князя – выходит, предам ещё и Царство. Хорошая же из меня Милосердная, ничего не скажешь…

Но, кажется, и правда могла. Князь Лерис Гарх зачаровал меня – иначе не скажешь. Похлеще нечистецей – а может, и так же, как они – воспользовался своей нелюдской кровью и окутал ворожбой мой разум. Он предложил мне выгодную сделку – предательство в обмен на жизнь. Сложно ли предавать во второй раз? Кажется, должно быть легче, чем в первый. Но в первый раз я предавала одного человека, а сейчас – целую страну. Свою страну. И я не могла понять, что в моём решении сыграет главную роль: сделка, чары князя или моя увлечённость им.

Я зажмурилась. Я не стану никого убивать. И нави тоже не будут. Разве это настолько чудовищный поступок? Разве я стану… падальщицей-чудовищем?

Мне было жутковато находиться в Княжествах, я страдала от холодов, но возвращаться в Царство не очень-то хотелось. Что там меня ждёт? Лишь то, от чего я бежала на Перешеек по совету Ферна. Мне хотелось бы остаться в Княжествах хотя бы до весны – хотелось увидеть нечистецей кроме Смарагделя, хотелось узнать ближе их ворожбу – истинную, а не то, что я пыталась вытаскивать из себя, раз за разом получая всё более скверное самочувствие.

– Прости меня, Раве, – шепнула я, опуская ноги на пол. – Лучше тебе не тягаться с мёртвыми.

Я быстро оделась и выскользнула за дверь. Мне не хотелось пересекаться с Лерисом, но в то же время до смерти хотелось поцеловать его на прощание. Я боялась, что если увижу его снова, то уже не смогу никуда уйти.

Князь

Ветер едва не сшиб нас с ног; костёр моментально погас, лес потемнел, вокруг стало холоднее, а потом нас с Трегором словно выплюнуло на окраину деревни.

– Ах ты ж… – выругался Трегор, поднимаясь и отряхивая колени от снега.

Я рассеянно провёл рукой по волосам и развернулся лицом к лесу. Ни Ольшайки, ни Смарагделя, ни других нечистецей не было видно. Ветер продолжал дуть, поднимать с земли снег и вьюжить. Так же вьюжило и в моём сердце: выходка Господина Дорог волновала теперь сильнее, чем всё, что происходило в Княжествах.

– Что всё это значит?! – выкрикнул я в пустоту. – Чего ты хочешь от нас?

– Не мечтай, что он тебе ответит. Полагаю, теперь нам остаётся одно: идти куда глаза глядят.

Голос Трегора прозвучал глухо и, я бы сказал, безнадёжно. Я хохотнул, но мой хохот перерос в рык.

– Предлагаешь опустить руки? Просто смотреть, что будет? Я никогда не шёл таким путём!

Во мне вновь заклокотало лесное и дикое, вздыбилось злостью и прострелило грудь болью так, что я зашёлся кашлем. Трегор приблизился и обхватил меня за плечи – не то утешая, не то желая сдержать от глупостей.