– Я ничего не хочу. Я должна была родить сама. Ничего не желаю слышать об усыновлении, – Анна немного отодвинулась и посмотрела на женщину в поиске единомышленника. – Он должен был быть только моим.

– Я понимаю, – Хезер слабо, чуть обнадеживающе улыбнулась, той горькой улыбкой, полной сострадания. Она уже сделала себе заметки в голове поговорить с князем – консортом и вдовствующей княгиней Марией. Она сделает это для своей бывшей подопечной, ведь кажется, она все – таки после стольких лет любит ее как дочь, со всеми причудами незримой линей власти.

– За что мне это? – Анна снова задала вопрос без ответа, и чуть успокоившись, закрыла глаза, погружаясь в царство Морфея на радость Хезер. Им всем нужно было отдохнуть: завтра привезут тело ребенка для похорон, и наступит второй день среди череды серых бескрайних и полных хандры дней оплакивания утраты.

12.03.2021

….Тебе не кажется, что ваш сын еще мал, чтобы поступать в университет?

Я понимаю, что он умница и окончил школу раньше, но в вашей же стране это не принято.

Ты не думаешь, что ему будет через чур трудно адаптироваться к новым правилам и людям. А друзья?

… Наши волнения не такие масштабные. Видно слухи о том, что княжество собирается приобрести острова в океане, увеличив территорию волнует их больше.

Знаешь я давно не думала о религии… До моего приезда в Грепиль я не была рьяной православной христианкой. Меня крестили в младенчестве и больше ничего не требовали. И вот я в новой стране с другими правилами и интересами. Чужая, хоть и стараюсь. Стараюсь изо всех сил, даже сейчас, «стать своей». Грепиль стал моим домом, сердцем.

Когда весной двухтысячного я принимала католичество и думала, что это правильно, возможно, лицемерила, ведь принадлежность к церкви давала мне власть. Но позже… Позже я прочувствовала культуру своей страны. Приняла ее и ее веру, как незыблемую истину, решила чтобы не случилось – я сделаю Грепиль и ее жителей счастливыми.

Мне казалось, что это получается: да. Были разногласия насчет учебы Саши, но он вернулся; насчет намерения жениться на Жанне, но та умудрилась найти себя в социальном секторе, защищая обиженных и оскорбленных. Мое ограничение численности приезжих мусульман я осадила с помощью газет, напомнивших всем ни сколько о терактах, сколько о беженцах и особенностях жизни людей с другой религией в мусульманских странах.

Думаю, если бы не болезнь Альберта, та часть общества, что не приняла меня, взбунтовалась.

И сейчас мне больно. Своими нападками с каждым новым днем все сильнее вонзают кинжал в мое сердце. В чем виновата я?

Анна.

– В Восточной оранжереи мастер Киард проводит чаепитие, – отрапортовала новая служанка, Хезер сморщив нос, мысленно отчитала ее за простецкий говор и малый поклон. Ох, уж эта молодежь.

– Хорошо, спасибо. Вы свободны, – нежно произнесла княгиня и лишь когда новенькая ушла, обернулась с улыбкой к Хезер. – Ну и почему ты…

– Она ужасна! – нахмурилась та и, склонив голову, поправила несуществующие складки на своем платье.

– Но она твоя племянница, Хезер, – протянула Анна и пошла по направлению к Восточной оранжереи.

Ее бывшая «надсмотрщица» цокнув языком, последовала за ней. Женщина смотрела на свою хозяйку и ей казалось, что ничего не изменилось: сейчас они войдут в оранжерею, где князь Альберт будет играть в шахматы со своим старым другом Виктором. Мария вместе с Александром будут постигать азы истории Грепиль. И там не будет боли потерь и болезней, что так любят посещать это семейство.

« – А может быть мы все прокляты?» – в каком-то уже далеком двух тысячи девятом спросила княгиня у Хезер, единственной из прислуги, кто видел настоящую боль в глазах правительницы. Тогда Хезер не смогла ответить: ее саму душили горячие слезы не от обиды на бога, не то от безысходности. Ей так хотелось добра и счастья для своей бывшей подопечной, что умудрялась из каждой поездки привозить ей сувениры, украдкой одаривать ее семью привилегиями. Но главное – внимание. Именно его они обе ценили больше всего на свете.

– Она племянница мужа, – фыркнула Хезер, придирчиво осмотрев одежду Анны. Та снова чуть – чуть поправилась и теперь сидела на диете – в скором времени они ожидали грандиозный прием.

– О, да – усмехнулась княгиня. – Твоя дочь слишком хороша для службы во дворце.

– Моя дочь служит на благо нашей страны, – парировала Хезер, открывая перед хозяйкой дверь. – В отличие от некоторых.

– Виктор уже стар, – пожала плечами Анна, совершенно не обратив внимания на то, что ее собеседница испугалась, то что произнесла такую дерзость. – А у Саши проблемы с сердцем, как и у меня. Иначе он бы пошел. Но у нас есть Киард с Грейс, так что все чудесно.

– Никогда не понимала, почему князь разрешил служить девушкам.

– Мне кажется, основываясь на свой бурной молодости, он просто хотел дать им шанс годок обдумать в армии, – Анна с грустью вспомнила Альберта. Интересно, не разочаровала ли она его?

– Возможно, – чуть поклонившись Хезер покинула ее, княгиня же зашла глубже в оранжерею в поисках сына и его друзей: они с Виктором сумели сбалансировать его окружение – в школе были ученики из всех слоев общества, в том числе сироты, которых опекала Мария, прозванная в народе «Святой» – ее-то все безоговорочно любили.

Ее «маленькая тринадцатилетняя копия» Виктора бегала с парочкой друзей и подруг, прячась за огромными кустами различных тропических растений, так любимых Анной.

Сын министра образования, держа в руках шланг, пыталась полностью намочить всех остальных, но не тут-то было, из – за его неповоротливости и тучности, он лишь обливал огромные листы и заливался детским искренним смехом. Из – за лиан показалась намокшая голова Киарда. Он, улыбаясь во весь рот, сказал что-то своему собрату по команде и убрал темные намокшие волосы со лба.

Тут она вспомнила: словно вспышка солнечного света ее ослепила, и отбросила в прошлое через портал.

– Смотри! «Солнечный дождик», – улыбнувшись Куроки резко встал и вышел из – под навеса кафе. Его черные как смоль волосы мгновенно стали мокрыми, а длинная косая челка прилипла ко лбу.

Сколько же им?

– Зайди обратно, ты простудишься, – снисходительно покачала головой Анна, подперев щеку рукой. В их «паре» он всегда вел себя импульсивно и открыто. И может быть именно из – за этого все воспоминания связанные с ним были такими яркими и болезненными?

Куроки откинул мокрые волосы с глаз и серьезно посмотрел на нее, совершенно не обращая внимания на ее нравоучения.