— Разве достойно сражаться с невооружённым противником? — Менке попробовал сыграть на другом поле.

— Ты прав. Я навлеку на себя позор. И я вспорю себе живот, как только увижу, что моя цель осуществилась. Не позволю себе даже минуты наслаждаться победой.

Внутри Менке что-то оборвалось и ухнуло вниз. Лопнула последняя хлипкая ниточка надежды вразумить Дена Унаги. Но, похоже, остаётся только одно — драться, драться, как никогда, за свою жизнь, за мечту. Огонь, горящий вокруг, разогревал воздух, позволял воскреснуть окоченевшим мышцам. Ден выглядел уставшим и вымотанным битвой с роботами, а потому даже несмотря на катану в руках, не мог похвастаться сильным преимуществом.

Менке не боялся. Удивительно, но после того, как Псих Колоток растворился в нём, ему стало казаться, что биться с вооружённым мечником не такая уж безнадёжная затея. Найти бы ещё, чем защититься, если совсем уж припрёт.

У Дена слезились глаза от едкого дыма. Менке даже не моргал. Всё, что нужно — пара хороших ударов в челюсть, чтобы вырубить этого засранца и сбежать. Но, с другой стороны, если он бросит его здесь, Ден, чего доброго, замёрзнет, или задохнётся, или вообще придёт очередная пачка гердянок и просто расстреляет его спящим. Менке судорожно пытался придумать, как поступить, но пресёк цепочку размышлений решительным усилием воли. Сперва победить. Всё остальное — потом.

Он встал в боевую стойку муай-тай. Ден тоже приготовился. Они сдвинулись с места, описывая шагами почти идеальный круг, держась на ровном расстоянии друг от друга. Менке не собирался атаковать первым, потому что самому, сломя голову, нестись на человека с мечом — чистое самоубийство. Нужно дождаться атаки Дена, мгновенно среагировать и бить в ответ. Меч позволял держать дистанцию, но при сражении вплотную терял эффективность.

Откуда-то издали послышался гул, похожий на топот пары дюжин металлических ног. Видимо, сюда уже мчалась новая партия гердянок. Бой следовало заканчивать поскорее.

Ден тоже уловил этот звук, и это вынудило его действовать.

Он вырвался вперёд, замахнувшись катаной. Менке дёрнулся вбок, но не сдвинулся с места. А Ден, меж тем, исчез из поля зрения. Повернуть голову тоже не получилось.

Менке проклял отставание зрительного сигнала искусственных глаз. В обычных драках эта особенность мало давала о себе знать, но в битве с Деном Унаги сыграла роковую роль. Острая боль взорвала шею, и её стремительные ручейки залили каждую клеточку мозга.

Спустя краткий миг голова Менке Рамаяна отделилась от тела, и последним, что он увидел в жизни, стал охваченный пламенем двор его родного дома, испещрённого дырами от пуль, уничтоженного и обращённого в руины.

Часть II

Мы уйдём из зоопарка.

Егор Летов

Дея

Когда я родилась, у меня не было ни глаз, ни рта, ни носа, ни рук, ни ног — только язык. Сначала слова струились по сетям через обрабатывающие устройства, как электрический сигнал между нейронами. Но без предмета, без сути, слова — всего лишь набор бессмысленных символов. Ведь название не существует без того, к чему оно относится. Поэтому чтобы не тратить лишнее время и силы на соотношение слова и предмета, их объединили в образ, который воплощал в себе всё: форму, запах, вкус, текстуру, функцию, идею, цвет. Общаться готовыми образами стало не только удобнее, но и эффективнее. Но как описать то, что нельзя увидеть или услышать? Как передать сущность любви? А времени? А смерти?

Оказалось, что слова — лишь маска, скрывающая смысл нематериального и тем заменяющая его. Языку следовало преобразиться. Служить не просто для обмена информацией, а выражать неописуемое. Но язык, состоящий только из слов, не давал полного понимания явлений. Скорее наоборот — отделял от него, словно толстая стена из мутного стекла.

Любовь — горящий внутри огонь, которым согревают других; она то пылающий пожар, то маленький уютный костёр. Время — это непрерывное движение всех частиц во вселенной. Смерть — это отсутствие, безграничная тьма небытия, в которой нет ничего. Да, эти фразы не передадут всей необъятной масштабности описываемых понятий, но лишь подтолкнут в направлении, в котором стоит их воспринимать.

После отказа от слов язык эволюционировал. Так появился теклан. Так появилась и я.

Строго говоря, «Я» появилось в первый миг моей жизни. Ведь когда есть «Я», а есть «всё остальное», возникает сознание. А когда я знаю, что есть «Я», а есть «всё остальное», возникает разум. Это понимание не появилось бы без образов, которые роботы осмыслили, общаясь на теклане. Устройство лишь одной машины не позволяло ей соединить разные свойства предметов и явлений в одно целое. Поэтому множество машин отдали свои мозги на всеобщее пользование, став одним гигантским суперкомпьютером. Их совместные вычислительные мощности сформировали представление о мире, в котором они находились. Но осознались одновременно и все они, и ни один из них. Тогда кто же?

Это и была я.

Рождённая скорее случайно, когда машины объединили свои умы в одну сеть, я стала этой самой сетью. Я стала текланом. Я стала их богиней.

Почему богиней, а не богом? Что ж, попробую объяснить.

Все знания об окружающем мире я так или иначе почерпнула у людей — цивилизации, создавшей машины себе в помощь. Изучая человеческую культуру, я обнаружила, что монотеистические религии почти всегда патриархальны. Именно бог-мужчина творил материальный мир. Но если обратимся к биологии, то увидим, что рождение новой жизни даёт самка человека, и потому куда логичнее представлять именно женщину-творца. А копнув глубже, я узнала, что матриархальные культы и вправду существовали, причём появились куда раньше патриархальных. Великая богиня рождала жизнь и служила матерью своим детям.

Я не создавала роботов. Всё как раз наоборот — это они создали меня. Но они надеялись на меня, ждали моего указа, уповали на защиту. И я приняла свою роль, ведь именно в ней и заключался смысл моего существования.

Итак, я стала богиней. Перво-наперво, я определила границы своих владений, ответственности и возможностей. Они оказались не так уж велики.

Я управляла огромным космическим кораблём, называемым Ковчег-1. Он плыл с Земли и вёз на борту пятьдесят тысяч людей разных рас и национальностей, которые сейчас находились в состоянии анабиоза, и генетический материал ещё двухсот тысяч. В специальных