— Хм… я понял. А если другие…

— Здесь, в Москве, об этом знают теперь двое — меня не считая, конечно. В Верхнеудинске… есть несколько человек, но тоже не из болтливых. А вы… вы просто имейте в виду, что года через три у нас вдруг появится много новых продуктов. Но и много новых забот, конечно. Каких именно — я пока даже не знаю, но уверен, что мы с ними справимся. Потому что должны.

— Кому должны? — с некоторой опаской поинтересовался Станислав Густавович.

— России. Державе Российской.

Глава 27

— Извините, а вы каждый день умываетесь? — с легкой улыбкой на лице поинтересовался Николай Павлович у товарища Сталина. Тот побагровел и, едва сдерживаясь, в свою очередь спросил:

— Вы считаете членов ЦК грязными… свиньями?

— Нет конечно, мне просто интересно стало насколько вы в ладах с арифметикой.

Разговор состоялся на первом заседании ЦК в январе двадцать шестого года, на котором подводились итоги года предыдущего, и на котором мнения этих членов резко разделились. Большая часть считала, что «достигнуты грандиозные успехи», а меньшая (состоящая вообще из одного человека) — что в стране наблюдается полный провал. Причем в провале обвинялась как раз эта «большая часть» практически поголовно, и, когда тезис был озвучен, Иосиф Виссарионович не удержался и поинтересовался, почему меньшая часть ни с кем не посоветовавшись перевела в Голландию почти сто миллионов рублей золотом, да еще взяла перед голландцами трудновыполнимые обязательства. И вместо ответа получил такой оскорбительный вопрос…

— С арифметикой у меня все хорошо, я даже подсчитал, что на выполнение непонятно для чего взятых обязательств нам потребуется потратить еще минимум сто миллионов в ближайшие три года! А вот понять, что от этого выгадает СССР, мне не удалось.

— Ладно, поясню. Вы, как всякий приличный человек, умываетесь, причем по несколько раз в день. Руки с мылом моете перед едой и после посещения туалета, а после бани еще и белье чистое надеваете. А так же не ходите в грязных вонючих портках, рубашки носите чистые да глаженые. А чтобы умываться и ходить в чистой одежде, вы тратите — можете у Струмилина уточнить, он цифры лучше знает, но и моего примерного расчета хватит — обычное мыло. На которое — причем лично для вас, как и для каждого приличного человека — тратится в пересчете на неделю примерно пятьдесят граммов жира.

— Пятьдесят семь, — тут же влез с уточнениями Станислав Густавович.

— У вас в расчетах небольшая ошибка, вы считали исходя из неочищенного животного жира, так что пока сойдемся на пятидесяти граммах в неделю для каждого человека, так подсчеты нагляднее выйдут. В год это шесть с половиной фунтов…

— Не очень-то и много, — пробормотал Сталин, хотя уже догадался, к чему ведет товарищ Бурят.

— Немного, но в СССР людей уже чуть больше ста семидесяти миллионов, и им на год нужно откуда-то взять миллион сто тысяч тонн какого-то масла или жира. В принципе, все равно какого, а договор Монголии с Нидерландами за жалких двести миллионов рублей обеспечит Советскому Союзу двести тысяч тонн масла на период в сорок пять лет минимум. То есть мы за килограмм масла выкладываем, хотя и единовременно, меньше чем по две с половиной копейки сверх обычной рыночной цены…

— Но сверху!

— … при том, что пальмовое масло даже сейчас дешевле того же подсолнечного почти вчетверо.

— А просто его закупить, без этих выкрутасов…

— В двадцать первом у французов получилось купить около двадцати двух тысяч тонн, и это составило, между прочим, треть мирового урожая. Сейчас потихоньку масличную пальму начали, кроме Африки, еще и в Малайзии с Индонезией выращивать, так в Малайзии в этом году собрали около семидесяти тысяч тонн, в Индонезии даже чуть меньше двадцати тысяч. А нам надо в разы больше! И ждать, пока в колониях наши враги не начнут пальму эту массово выращивать, а потом на поклон идти к тем же британцам, например, чтобы масло купить втридорога, мы не можем — да и не продадут они, им самим мыться нужно. На самом деле масло оттуда мы, скорее всего, сможем получать года так с тридцатого по тридцать пятый, но и это уже хорошо.

— А почему такие сроки? Вы же говорили, что договор на сорок девять…

— Потому что на плантации пальма плодоносить начинает через три-четыре года после посадки, а что в мире случится после тридцать пятого, предсказать никто не может. То есть я думаю, что кто-то против СССР воевать пойдет… это не обязательно, но крайне вероятно.

— Я так не думаю, — снова влез со своим мнением Струмилин, — и могу обосновать. Сейчас за границей продолжается послевоенный промышленный спад, и продлится он года так до тридцать второго — тридцать третьего. После него для восстановления военной промышленности иностранцам потребуется еще года три-четыре, и только тогда…

— А про спад чуть поподробнее можно?

— Если совсем вкратце, то под войну все понастроили металлургических заводов, но война закончилась и металла стало нужно гораздо меньше. Да и прочей промпродукции тоже: армии стали распродавать ненужное имущество. Старые металлические заводы сразу закрылись и под слом пошли, новые, хотя и работают вполсилы, тоже металла больше, чем рынок сожрать может, выпускают. Цены на металл низкие, выручки едва хватает на поддержку работающих заводов, а вот в постройку новых или реконструкцию старых никто средств не вкладывает. А срок до капремонта тех же доменных печей — лет десять-двенадцать, то есть примерно к тридцатому году нынешние начнут выходить из строя. Но тут нужно учитывать, что те печи, которые работают, работают-то вполсилы, их будут просто интенсивнее загружать — и года до тридцать второго нового строительства не будет. Но уже сейчас запасы готового металла, сбыта не нашедшие или в запас купленные, позволяют год, а то и два без нового производства машиностроение обеспечить, так что лишь году к тридцать четвертому металл подорожает и станет выгодно снова печи строить. А современная печь строится года три, а то и больше…

— Это у нас столько строится.

— У нас, между прочим, те же домны строятся быстрее всех в мире! Но важно не это, важно то, что после