Комиссар хмурился, кусал губу, но ссориться он явно не хотел, а подходящих аргументов не находилось.

В Москве батальон не задержался. Осталась позади обходная дорога, занятые стрелками станции – словно вот-вот царских войск ожидают, заметил Жадов, – и вот уже всё, последний перегон, юг!

На остановках комиссар жадно кидался к телеграфу, но больше сообщений не приходило. Яша Апфельберг молчал.

Зато не молчали газеты. Хоть и с запозданием, но печатали сообщения – о чрезвычайном пленуме ЦК партии, о срочных заседаниях Совнаркома; валом пошли «отставки», как выразилась Ирина Ивановна.

– Все – люди Благоева, – бурчал Жадов, просматривая списки ушедших.

– Большая чистка, – заметила Ирина Ивановна. – Товарищи Ульянов со Львом Давидовичем расставляют всюду своих. Вопрос теперь в том, у кого в решающий момент «своих» окажется больше и на более важных постах. Кто станет контролировать армию, кого она послушает, кому подчинится… Потому что один раз-то уже мы, Красная армия, начали стрелять друг в друга.

– Вот «беляки»-то порадуются… – буркнул комиссар.

– Они и так радуются. Ну кто заставлял Льва Давидовича с Владимиром Ильичом проталкивать этот их «военный коммунизм» с продразвёрсткой? Сам знаешь, что теперь творится. Сплошная спекуляция. Рабочие заводы бросают, подаются по деревням.

– Ну, пока не слишком многие…

– Ближе к весне, Миша, это сделается лавиной. Все, у кого родня там, подадутся по домам. Там-то прокормиться легче.

– Да, ты говорила… – Комиссар только вздохнул. – Куда ни кинь, везде клин! Куда тут денешься?

– Не надо никуда деваться, – решительно сказала Ирина Ивановна. – Ты перед своими бойцами отвечаешь, пока – за батальон, а совсем скоро – и за всю 15-ю дивизию.

– Ответим, – с неожиданной жёсткостью заявил Жадов. – Как только поймём, что творится.

Харьков встретил их красными знамёнами, растянутым на фронтоне вокзала транспарантом «Смерть капиталу!». К полному удивлению Жадова, город казался прифронтовым: улицы много где перегорожены баррикадами, витрины магазинов заколочены, богатый и тороватый Харьков замер, поспешно натянув армейскую шинель.

Батальон остался в вагонах, загнанных на запасной путь, а Жадов с Ириной Ивановной отправились в штаб «Харьковского военного округа», как это стало официально именоваться.

Здесь, в здании бывшего Императорского университета, тоже бегали новоиспечённые краскомы, правда, с новой формой и знаками различия у них было совсем плохо.

Заправлял всем в штабе округа Павел Егоров, бывший подпоручик 109-го Волжского пехотного полка, неведомыми ветрами занесённый на Южный фронт. Жадова с Ириной Ивановной он принял в бывшем кабинете ректора, завешенном картами.

– Здравствуйте, товарищи. Товарищ Жадов, мы вас ждали. Опытные революционные кадры очень нужны. И… какой у вас необычный начальник штаба! Прямо-таки новое издание кавалерист-девицы! – попытался он неуклюже пошутить.

Ирина Ивановна не дрогнула.

– Я, в отличие от Надежды Андреевны Дуровой, в мужскую одежду не переодеваюсь и скрывать свой пол намерений не имею, – отрезала она. – А что до того, что я не мужчина… думаю, что штабную-то работу я получше вас, Павел Васильевич, знаю.

Егоров слегка опешил от этой отповеди. Откашлялся, меняя тему, указал на расстеленную карту:

– Ваша пятнадцатая стрелковая, товарищ Жадов, ещё в процессе формирования. Строим её здесь, в Харькове. Южнее, увы, всё стало очень… неустойчиво. Вот взгляните – беляки взяли Юзовку, Луганск, Бахмут, подошли вплотную к Славянску. Штаб Южфронта вынужденно переместился севернее, в Изюм.

– В Изюм?! – поразился комиссар. – Что случилось?

Егоров нахмурился, потёр лоб.

– Царские войска внезапно перешли в общее наступление, как я уже сказал. Южная революционная армия товарища Антонова-Овсеенко слишком вырвалась вперёд, попала в окружение, ей с большими потерями пришлось отходить на север. Из нашей ударной группировки поневоле забрали лучшие дивизии, чтобы восстановить фронт. Его мы восстановили, но атаки волей-неволей прекратились. Товарищ Ленин прислал строгое указание – «упорной обороной, цепляясь за каждый город, за каждое село, измотать врага и обескровить».

– На какое число это положение, что изображено? – вдруг спросила Ирина Ивановна, пристально вглядывавшаяся в расстеленную карту.

– На вчерашний вечер. «Беляки» уже в Краматорске, в Лисичанске, заняли Славяносербск, перешли на левый берег Донца, конница их идёт на Старобельск. Правый фланг им обеспечивают низовские казаки, из зажиточных, что остались верны царю.

– А остальная область Войска Донского? Как там настроения?

– Настроения, товарищ Шульц, там разные. Достоверных докладов не добьёшься. Но верховые казаки, иногородние, – все за нас. Правда, вот только что получена директива о так называемом расказачивании…

– Мы о ней в Питере слышали, – кивнул комиссар.

– А теперь вот прислали. Не знаю, товарищи, не знаю. Красные казаки – ценная часть наших сил, дерутся хорошо. Как бы не оттолкнуть их, как бы не обидеть… а то начали уже отдельные ретивые головы всё в станицах реквизировать. В Вешенской, в Мигулинской, в Еланской… хлеб отбирают, приказали сдать оружие… даже я понимаю, что казак скорее жену отдаст, чем с шашкой расстанется.

Жадов невесело кивнул.

– Да уж… наделают делов, напекут пирогов, только потом самим тошно. Ну да ничего, наше дело – «беляков» сперва остановить, а потом и обратно погнать. Погнать да в синем море перетопить.

– Точно! – подхватил Егоров. – Именно перетопить! Архиверно, как говорит товарищ Ленин!..

– А ещё более архиверно будет заняться делом, – строгим учительским голосом сказала Ирина Ивановна, да настолько строгим, что и Егоров, и Жадов разом умолкли, словно нашкодившие ученики. – Товарищ начальник округа, какие части будут обращены на формирование 15-й стрелковой? Где они находятся? Каково их состояние? Что с материальной частью дивизии, особенно – артиллерийской?

Наступило молчание.

– Правильные вопросы задает мой начштаба, – откашлялся Жадов. – Так что с формированием дивизии?

Егоров порылся в бумагах.

– От товарища Троцкого поступало указание передать вам хорошие, надёжные части… которые не митингуют, а сражаются. Такие нам самим нужны! – Он усмехнулся, но усмешка вышла невесёлой. – Вот, пожалуйста. 1-й Харьковский пролетарский полк, 1-й рабочий полк Харьковского паровозного завода, 1-й Краснопартизанский полк… Вот, товарищ Жадов, приказы им на включение в состав вашей дивизии. Артиллерия… есть в городском арсенале сколько-то трёхдюймовок, ничего более тяжёлого не имеется, его товарищ Антонов-Овсеенко сразу же забрал…

– А пулемёты? – перебила Ирина Ивановна.

– Только «максимов» десяток. Остальное выгребли. Ждём, когда подвезут с центральных складов.

– А почему все полки с номером «1»? Непорядок ведь.

– Они хоть и по призыву, но в основе своей добровольческие. Всем хочется номер один иметь.

– Пусть имеют. Лишь бы воевали.

– А вот это, товарищ начдив Жадов, вам и предстоит обеспечить.

Красные «полки» оказались, как и предсказывала Ирина Ивановна, в лучшем случае неполными батальонами – от трёхсот до семисот штыков. Мало было обученных пулемётчиков, почти совсем отсутствовали артиллеристы. Ну а о телеграфистах и прочем даже думать было нечего.