– Но ведь врачи говорили, – попыталась напомнить ей я.

– Мы обе знаем, что говорили врачи. Я знаю, что это такое.

Я пристально посмотрела на подругу, чувствуя, как отчаянно бьется сердце. Больничный шум вдруг стал слышнее. Кто-то объявил код, потом телереклама антигистаминного препарата зазвучала на полную громкость и сразу стала тише.

– Мне нужен Арахис, Сэм. Мне нужно знать, что с ним все в порядке. Мне нужно, чтобы его башка лежала у меня на животе. С больничной администрацией я договорилась. Если ему выправить документы собаки-помощника, он сможет находиться тут сколько угодно. Если он будет со мной, я смогу еще раз одолеть болезнь.

Кэти сказала это, а я услышала вот что: Рак уйдет, когда я снова обниму Арахиса.

– Возможно, к нашему возвращению тебя уже вы- пишут.

Вот так-то. Я сказала «к нашему», а значит, мой мозг уже решил, что спасение Арахиса – это мероприятие для двоих.

Только я это сказала, как тотчас пожалела. Впервые после окончания колледжа нам с Холли предстояло провести столько времени вместе – без Кэти. За эти годы не было неловких ужинов и странных праздников, на которых мы присутствовали и где Кэти была связующим звеном. По просьбе Кэти Холли приехала на рождение Мэдди, но я ее тогда не запомнила. Кэти подумала, что если Холли увидит меня в момент такой эпичной уязвимости, она оттает. Но этого не случилось. Очевидно, Холли завезла продукты до того, как Мэдди появилась на свет. Занавес. Меня в этот момент штырило от окситоцина, поэтому мое восприятие было искажено. Потом, когда я представила, как Холли отворачивается от нас с Мэдди в самый наш главный момент, я заплакала: я и не предполагала, что у меня были слезы по Холли, которые ждали момента, чтобы пролиться.

Если я не доставлю Арахиса, чтобы у Кэти снизился стресс и анализы пришли в норму, нас ни в какой комбинации больше не будет. Без Кэти мы не будет, а останутся просто Сэм и Холли, которым не бывать вместе. И тут я представила себя деревом с неглубокими корнями, которое может рухнуть под порывом шквалистого ветра.

– Возможно, вы с Холли сможете поговорить о том, что случилось с вашей дружбой. – Кэти погладила меня по тыльной стороне ладони. – Возможно, вам нужна эта поездка.

Прежде чем я успела вспылить – Нужна? Да не нужна мне Холли! – как она влетела в палату, хлопнув дверью, и сказала:

– Ральф разобрался с твоей страховкой. Завтра он привезет бумаги на подпись, и мы успеем отправить их факсом в срок.

– Что бы я без тебя делала, Холли?

И тогда я смирилась с тем, чего ждала от меня Кэти – отправиться в путь, не лаяться с Холли и привезти собаку, – и моя ярость и сопротивление сошли на нет.

– Не переживай. Я никуда не еду.

– Кстати об этом, – сказала я. – Пожалуй, ты права. Я миллион раз остановлюсь, пока преодолею такое расстояние. Может, поедем вместе?

Холли перевела взгляд с Кэти на меня.

– Вы что тут выдумываете?

– Ничего. Кэти сказала, что мне на психостимуляторах будет сложновато сидеть за рулем и отслеживать состояние Арахиса. Если мы поедем вместе, я буду заниматься мониторингом, а машину мы сможем вести по очереди. Ты сама говорила, что управишься быстрее. А Кэти гораздо быстрее получит Арахиса.

Холли, прищурившись, посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на Кэти.

– У тебя есть новости? Пока я отсутствовала, приходил врач и что-то сообщил?

– Нет.

Кэти закрыла глаза – могло показаться, что она просто моргнула. Ее подрагивающие веки сигнализировали об усталости и смирении.

– Думаю, одной мне не обойтись, – сказала я.

– И хочешь меня в компанию? – спросила Холли.

У нее был разъяренный взгляд директора школы, поймавшего ученика за порчей ученических шкафчиков.

Я замялась. Напрашивался единственный ответ – да. Но мог быть и другой: А когда я не хотела твоей компании? Почему ты спрашиваешь об этом? Я знала, что с Холли раздумья смерти подобны, и потому сказала:

– Без тебя мне не справиться.

– Это верно.

В этот момент система запищала, словно напоминая всем, находящимся в пределах слышимости, что в палате лежит больная, которой нужна ее собака.

Глава 4

Это вряд ли

Холли метнулась к двери и распахнула ее настежь.

– Эй, медсестра! Вы медсестра? Тут аппарат отключился. Пусть кто-нибудь его проверит.

Она вышла в коридор, и оттуда донесся ее авторитетный голос:

– Медсестра!

– Видишь? – сказала Кэти. – Это как иметь собаку, которая лает при каждом шорохе.

– А помнишь вечер в колледже, когда тот парень клеился к тебе в баре? Она подошла к нему и сказала: «Подобные действия квалифицируются как насильственные и противозаконные. Я вызвала полицию. Меня попросили задержаться для дачи показаний». Он тотчас слинял, а она, смеясь, накатила две стопки, после чего со слезами на глазах стала говорить о том, как любит юриспруденцию, нас и текилу. Потом ее вырвало в бумажный стаканчик, и мы повезли ее домой.

Я улыбнулась, хотя между прошлой Холли и нынешней была существенная разница.

– Она действует так жестко, – сказала Кэти.

– Она вообще жесткая. Она по отношению ко мне жесткая.

Как тысячи раз прежде, я мысленно вернулась к тому вечеру, когда мы праздновали окончание колледжа. Мы с Холли лежали на полу, пьяные в хлам, а комната вращалась у нас перед глазами. В таком состоянии лезть на верх двухъярусной кровати категорически не рекомендуется. Мы лежали в двух шагах от туалета, на случай если Холли, самой тошнотворной выпивохе кампуса, захочется прижаться к фарфоровому другу.

Я уползла на кухню, чтобы принести ей мокрое полотенце, а в этот момент Майк, бойфренд Кэти, трескал там просроченные кукурузные чипсы. Когда я с полотенцем и стаканом воды вернулась в комнату, Холли уже сидела со свирепым выражением на ли- це, прикрыв плечи уродливым коричнево-желтым пледом.

– Ты чего?

Я рухнула на колени, стараясь не расплескать воду.

– Я все слышала, Сэм. Я слышала, как ты сказала, что я гадкая.

Она была бледная, потная, взбешенная.

– Ты о чем?

У меня участилось сердцебиение. Из-за сладковатого вина и разъяренного вида Холли голова шла кругом. Мне хотелось одного – закрыть глаза.

– Только что. Я была в туалете и слышала вас двоих. – Она рыгнула и передразнила голос Майка. – Она тебя хочет. А ты ему врезала и сказала: «Гадость. Не смей говорить гадости».

Последнее