Неужели все так и закончится? Монстр передо мной издал оглушительный победный крик. Я закрыл глаза.

* * *

«Просыпайся… Пора…», — недавно я уже слышал эту фразу, однако в тот раз… — «Проснись…»

— Ну, еще пять минут…

— Просыпайся, а то опоздаем, ты же сам хотел туда пойти…

Я знал, чей это был голос. Я знал, что это была за комната с белыми стенами, небольшой двухъярусной кроватью, высоким черным шкафом и небольшой такого же цвета тумбочкой. Я знал, что это за пластиковый стол и почему один из двух стульев лежал в углу без ножки…

Девочка лет восьми теребила мальчика лет пяти за плечо. Вчера они договорились тайком, рано-рано с утра, пойти к речке. Они делали так уже не в первый раз, и каждый раз по возвращении им приходилось выслушивать длинные и нудные нотации родителей… Вернее, выслушивать приходилось только ей, мальчик был младшим ребенком, и отец обычно ограничивался строгим взглядом и запретом есть сладкое. И не смотря на это, буквально на следующей неделе, все повторялось вновь.

— Вставай! Мы уже скоро уедем! Когда еще мы увидим такой рассвет?

Летом, во время каникул сестры, мы на месяц уезжали на дачу. Родители не могли взять отпуск на подольше, а потому в каждую такую поездку мы «отрывались, как могли». Играли с соседскими ребятами в футбол, сделав ворота из палок; купались в речке; воровали яблоки; гладили каждую встречную собачку и кошечку. И, конечно же, по утрам сбегали посмотреть рассвет. Здесь они были невероятные…

Туман, больше походивший на пар, стелился по воде, заполняя белыми облаками низину, по которой протекала речка. Где-то в соседних кустах стрекотали сверчки, просыпались первые утренние птицы… Вдали пока только начинал распеваться соловей… Первый луч осветил полянку, за ним и второй, и третий… Вскоре теплый, нежный розовый свет заполонял собой все пространство вокруг, играя на воде, пока еще не сбросившей с себя белую пелену, в такт уже разыгравшемуся оркестру. Мы держались за руки, сидя на пригорке, а на душе… Душа была окрашена в такой же теплый розовой цвет, какой был вокруг.

И сестра… Ее улыбка…

— Отличное тогда было время… — я резко обернулся, голос явно не принадлежал этому месту. — Я бы даже сказал, счастливое… Скажи, ты ведь был тогда счастлив?

На вид ему было около 18 лет и… он полностью состоял из… света? Только этот свет не слепил, я видел утонченные черты его лица, чистую улыбку, аккуратный, немного вздернутый нос, выразительные глаза и взъерошенные в виде костра волосы. Они были теплого, янтарного цвета.

— Позвольте представиться, Кладий, — он сделал небольшой, но довольно учтивый поклон.

— А вы…

— Можно и на «ты», все-таки предполагается, что мы будем «боевыми товарищами», — с его лица не сходила доброжелательная улыбка. — Итак, Андрей, до того, как ты начал себе придумывать, «что такое счастье», скажи, был ли ты тогда счастлив?

Мальчик лениво, нехотя встал с кроватки. Не спеша натянул носки, надел штанишки, поверх майки, в которой спал, накинул кофточку, застегнул липучки на ботиночках, взял девочку за руку, и они вместе, на цыпочках, вышли из комнаты. Все-таки мальчик тоже любил рассвет и тоже боялся, что скоро уже не сможет его увидеть, но тогда, в те самые дни…

— Да…

— Хорошо. Не хочешь немного прогуляться?

Его вопрос не оставлял мне вариантов ответа.

* * *

Мы вышли на улицу, в небольшой дворик, где росла белая сирень. Хоть мальчик и девочка ушли совсем недавно, на улице уже стоял день. С соседнего участка раздавались веселые крики ребят. Судя по звукам, они играли в «чапаева».

Калитка оказалась незапертой. Через нее мы вышли на одноколейную проселочную дорогу, соединяющую деревушку с другим, цивилизованным миром. У соседских ворот лежала Буся. Ее любили все: и хозяева, и дети, и взрослые. Она была ласковой, умненькой и обладала тем очарованием, которое присуще только дворняжкам. Я не мог пройти мимо, не погладив ее, впрочем, таким был не только я.

И мне было страшно, когда я думал о том, что произойдет дальше.

Дверь резко и со скрипом распахнулась, острый железный угол ударил собаку в бок, попутно прижав ей хвост. Она взвыла, подскочила и, не поняв спросонья, что произошло, прихватила ближайшую часть тела обидчика, тут же, поскуливая, отступила назад.

Мальчик заплакал. Укус был не глубокий, но достаточный чтобы остались следы и из двух ранок пошла кровь. На его плач сразу же прибежали ребята, Буся, опустив голову, пыталась подойти, зализать рану, извиниться, однако кто-то из мальчишек, еще вчера приносивший ей косточки, оставшиеся после ужина, грубо оттолкнул ее ногой.

Мама с тетей Лизой, возвращавшиеся из сельского магазина, бросили сумки и подбежали, расталкивая толпу ребят.

«Усыпить. Собаку, почувствовавшую кровь, — не исправить, это уже волк. Нет? Вызову полицию. А если твоего ребенка она укусит и не за ногу, а за шею? Все, сейчас позвоню Мише, он быстро разберется…»

В тот день папа весь вечер провел в доме тети Лизы и дяди Степы. Тогда я в первый и в последний раз вживую услышал выстрел. После этого папа пришел домой, бросил маме короткое «довольна?» и закрылся в своем кабинете. Это было последнее наше лето в деревне.

«Подрастешь — поймешь», — это был весь мамин ответ на вопрос, почему Буси больше нигде не было.

— Ты хотел этого?

— Конечно, нет! — ответил я, изо всех сил подавляя грусть и горечь в голосе.

— А если бы твоего ребенка укусила собака?

— Я… Я бы точно не…

— А если бы твоя жена, мать твоего ребенка, была также категорична?

Я промолчал. Я не был в такой ситуации, я не знал, что бы я делал, но…

— Ты ведь теперь понимаешь, не так ли?

— Да… — я с ужасом обнаружил, что и правда — «понимал».

— Знаешь, дети ведь прекрасны, хотя бы тем, что они честны. Они лишены предрассудков, предубеждений, правил, ответственности. Дай им волю, они будут делать, что захотят; желать, что захотят; мечтать о том, о чем захотят. Неважно, хорошие это вещи или плохие, для них таких понятий нет, они будут во всем искренни. Скажи, Андрей, что такое хорошо и что такое плохо? Быть счастливым — хорошо?

— Да.

— Сбегать из дома по утрам — хорошо?

— Нет.

— А сбегать из дома, чтобы быть счастливым — это хорошо или плохо?

На этот вопрос я затруднился ответить, но Кладий не стал ждать.

— Понимаешь, дети не размышляют над такими вопросами. Ты сейчас думаешь: «А