— Это испанский кабестан, — с гордостью отвечал Пенн. — Сальтерс научил меня делать его, но и он не может сдвинуть лодку с места!

Дэн закусил губу, чтобы скрыть улыбку, дернул раз, другой за веревку и вытащил якорь.

— Принимай, Пенн! — засмеялся он. — Не то опять зацепится!

Пенн широко раскрыл свои голубые глазки, удивленно смотрел на якорь и горячо благодарил Дэна.

Когда они отъехали от лодки Пенна так, чтобы их не было слышно, Дэн сказал Харви:

— У Пенна шариков не хватает. У него разум помутился. Ты заметил?

— В самом деле или это предположение твоего отца? — спросил Харви, налегая на весла. Работа веслами шла у него заметно лучше.

— Отец в этом случае не ошибся. Пенн действительно странный. Я расскажу тебе, как это с ним случилось… Так, так, Харви, ты теперь гребешь отлично… — Он был когда-то моравским пастором. Его звали Джэкоб Боллер — это отец мне говорил, — у него была жена и четверо детей, и жили они где-то в Пенсильвании. Раз Пенн забрал их всех и отправился на моравский митинг; на ночь они остановились в Джонстауне. Ты слышал когда-нибудь, что есть такой город?

Харви подумал.

— Слышал, — вспомнил он, — только не помню, по какому поводу. Вот и другое такое имя — Аштабула — почему-то припоминается мне!

— Потому что с обоими связаны воспоминания о страшных событиях. В ночь, когда Пенн и его семья были в гостинице, Джонстаун исчез с лица земли. Плотины прорвало, и город погиб от наводнения. Дома смыло и унесло водою. Я видел картины, на которых было изображено это бедствие — оно было ужасно. Жена и дети утонули на глазах у Пенна прежде, чем он успел опомниться. Вот с этого времени ум его и помутился. Он смутно помнит, что что-то случилось в Джонстауне, но что — не помнит. Забыл он даже, кто он, чем был раньше. Дядя Сальтерс встретил его в Алетани-Сити. Сальтерс — добрый человек, он взял Пенна к себе и дал ему работу.

— Разве твой дядя Сальтерс фермер?

— Всегда был земледельцем. Ферму свою он продал недавно одному бостонцу, который выстроил на ее месте дачу. Он заплатил дяде кучу денег. Ну, вот на эту ферму, которая еще тогда не была продана, Сальтерс и привел Пенна. Оба бобыля жили себе, скребли землю; только раз моравские братья[7], к секте которых принадлежал Пенн, проведали, где он находится, и написали Сальтерсу. Не знаю, чего они хотели от него, только Сальтерс страшно рассердился. Сам он принадлежал к епископальной церкви и ответил, что ни за что не выдаст Пенна какой-то моравской секте и не отпустит его в Пенсильванию. Потом он, вместе с Пенном, пришел к отцу — это было два года тому назад — и попросил, чтобы отец взял их с собою на рыбную ловлю. Он не ошибся, предположив, что моравцы не пустятся в погоню за Джэкобом Боллером в море. Отец охотно взял Сальтерса на шхуну — я это прекрасно помню, — и он рыбачил. Морской воздух хорошо подействовал на Пенна. Отец говорит, что когда он придет в себя, вспомнит про жену и детей, то и умрет. Никогда не говори Пенну о Джонстауне, не то дядя Сальтерс выбросит тебя за борт!

— Бедняга Пенн! — прошептал Харви. — А между тем кто бы мог подумать, что Сальтерс так заботится о нем!

— Я тоже люблю Пенна, мы все жалеем его, — сказал Дэн. — Мы бы могли взять его лодку на буксир, да я хотел тебе рассказать все это про него, чтобы ты знал!

Они подошли близко к шхуне. Подходили за ними и остальные лодки.

— Будет вам сегодня ловить рыбу! — закричал Дэн. — Посмотри, Харви, сколько судов прибыло еще с утра. Все они выжидают, куда пойдет отец. Взгляни, Харви!

— Мне они все кажутся похожими друг на друга!

Действительно, для непривычного глаза все эти покачивающиеся в море шхуны казались одинаковыми. Но Дэн хорошо знал их все и начал называть их Харви по именам, рассказывать, кому они принадлежат и откуда пришли.

— Что это не видно «Эбби Диринг», отец? Верно, и она подойдет завтра!

— Завтра вы не увидите других шхун, Дэнни, — отвечал Троп. Старик всегда называл сына Дэнни, когда был в духе. — Тесно здесь, молодцы, уж очень мы окружены! — продолжал он, обращаясь к рыбакам, высаживавшимся на шхуну. — Пусть себе ловят и крупную и мелкую рыбу другие, а мы уйдем на другое место! — Троп взглянул на привезенную рыбаками добычу: за исключением пойманного Харви палтуса, рыба была вся мелкая.

— Я жду перемены погоды, — прибавил Троп.

— Что-то не предвидится перемены, — сказал Долговязый Джэк, окинув взглядом безоблачное небо.

Однако через каких-нибудь полчаса над морем спустился туман. Он клубился и ложился, как дым, над бесцветной водой. Рыбаки молча принялись за дело. Сальтерс и Джэк стали поднимать якорь. Брашпиль заскрипел, когда стали наматывать мокрый канат. Наконец, с шумом, похожим на рыданье, якорь был вытащен.

— Поднимай кливер и фок-вейль! — отдал приказание Троп.

Скоро шхуна «Мы здесь» стояла под парусами, которые наполнялись ветром.

— Туман принес с собой ветер! — сказал Троп.

Харви с удивлением смотрел на все, что происходило вокруг. Больше всего его удивляло, что он почти не слышит команды. Только изредка старый Троп не то скажет, не то проворчит что-то или в виде одобрения скажет: «Вот так, сынок».

— Ты никогда еще не видел, как снимаются с якоря? — спросил Том Плэт.

— Никогда. Куда мы пойдем?

— На рыбную ловлю, как ты мог догадаться, прожив неделю на шхуне. Тебе все в диковину. А мы привыкли к неожиданностям. Думал ли я когда-нибудь, что попаду…

— Все лучше, чем получить четырнадцать долларов в месяц и пулю в живот! — откликнулся Троп, стоя у руля.

— Доллары и центы хороши, — возразил отставной служивый, прилаживая что-то у кливера. — Да мы об этом не думали, когда работали у брашпиля на «Мисс Джим Бок», выйдя с рейда Бофор в то время, как нам вслед открыли огонь с крепости, а море так и кидало нас. Где ты был в то время, Диско?

— В этих же местах, где мы находимся сейчас, зарабатывал себе хлеб рыбной ловлей да старался не попасться в лапы пиратам. Жаль, что не могу услужить тебе, Том Плэт, горячим боем. Однако, кажется, мы выйдем в море, как следует, с попутным ветром!

Волны всплескивали у киля и рассыпались брызгами у носа шхуны. Тяжелые капли падали