–Слишком сильное пойло,– в ответ замечаю я, не отводя взгляда от своего окна не потому, что надеюсь хотя бы сейчас рассмотреть сквозь пелену серости что-то стоящее, а потому, что мне так проще.

–Сорок градусов ровно,– не дыша отвечает Эльфрик.– Я сам замерял.

–Таким градусом он весь Кантон уложит…

–Для клиентов он разбавляет, на выходе получается по пятнадцать-двадцать градусов.

–Не могу вспомнить, напивалась ли я когда-нибудь?– произношу я, прежде чем успеваю вспомнить о том, что уже давно наложила негласное табу на употребление мной словосочетания “не могу вспомнить” в разговорах с Эльфриком.

–Нет, Теа, ты никогда не напивалась,– ухмыляется в ответ Эльфрик, берясь за свою винтовку.– Подобное ты бы точно не забыла…

Эльфрик замер у своего окна, а я зажмурилась из-за внезапно возникшей перед глазами тёмно-красной вспышки. Я попыталась сосредоточиться, но ничего так и не успела понять: пещера?.. ячто-то пила?.. кашель?..

Эльфрик отвлёк меня:

–Я всё-таки схожу проверю, что там с кустами,– задумчиво протягивает он.– Вдруг какого барсука удастся подстрелить на ужин… Прикрой меня сверху.

–Хорошо,– поджимаю губы я.

В следующую секунду Эльфрик уже спускается вниз по кривой лестнице из прибитых к дубу дощечек, а я перемещаюсь на его место. Пока он продолжает преодолевать путь к земле, я внимательно осматриваю густые кусты бузины, еще не начавшие просыпаться после суровой зимы, и убеждаюсь в том, что там так же тихо, как и во всём лесу. И вправду, почему так тихо?.. Я оглядываюсь, чтобы задать внезапно взволновавший меня вопрос Эльфрику, но он уже спрыгнул с лестницы и отправился по намеченному курсу. Ладно. Предрассветная тишина – не повод сгущать краски и без того мрачного утра, не обещающего нам добычи.

Через прицел я без особого энтузиазма наблюдаю за спиной Эльфрика, который, как я вижу, передвигается тоже без особенного воодушевления. Знает ведь, что никакого барсука в этих кустах нет. Просто хочет размять ноги, но лучше бы он этого не делал – в любой момент ведь может появиться дичь, которую он спугнёт одним лишь своим запахом.

Я глубоко вздыхаю и поправляю винтовку, снова не замечая, как проваливаюсь в отстраненные мысли.

Последнее, что я помню наверняка и достаточно отчётливо, чтобы знать, что это правдивое воспоминание: Церемония Отсеивания. Именно с неё начинается провал в моей памяти. Помню, как стояла в общей толпе, помню, как стоящий передо мной парень совершил суицид, размозжив свой мозг по полу прямо передо мной. Помню капельки его крови, отлетевшие на мою руку… Вскоре после возвращения в Кантон я даже имя его вспомнила – Сол Вега – но… Я никак не могу вспомнить, что происходило после.

Присутствовавшие на Церемонии Отсеивания однокантонавцы распустили мощный в своей силе слух о том, что меня назвали пятикровкой и увезли в Кар-Хар с четырьмя парнями-пятикровками. Парней звали Зефир, Нереус, Софос и Фокас. Люди так говорят, но мне в это сложно верить. Возможно даже сложнее, чем им. Во-первых, девушек-носителей пятой группы крови в природе до сих пор не существовало, а во-вторых, я никого из отсеянных на этой Церемонии не помню.

Подозреваю, я могу не помнить чего-то даже более масштабного, но я даже в этом не чувствую уверенности…

До сих пор в Кантон-А, как и в другие Кантоны, насколько мне известно, не возвращался ни один из выявленных во время Церемонии Отсеивания пятикровок. Я же вернулась (точнее будет сказать: меня вернули, но кто и почему?), что очередной раз опровергает возможность того, что я могу быть одной из них.

Пятикровок-девушек не бывает. Точка. Пятикровки не возвращаются из Кар-Хара. Точка. Соответственно, я никак не могу быть носительницей пятой группы крови. Точка.

…Сначала во мне что-то застыло. Потом, когда я осознала, что мои попытки вспомнить хоть что-нибудь тщетны, что-то невидимое внутри меня надломилось, и хотя я не видела этого надлома, я уловила душой вибрацию, ультразвуковой треск. А потом я возобновила походы в лес. И мне как будто бы полегчало. Но только как будто бы… Вроде как. Всё равно как переживать из-за неправильно сросшегося перелома кости: вроде как срослось и твоей жизни больше ничего не угрожает, но неудобство тебя гложет. Только вместо кости душевное состояние. Сломалось, а потом сломанным застыло. И теперь я вроде как здорова, но по результатам лечения мне некомфортно внутри самой себя. Может быть мне было бы проще, если бы не сны, которые я никак не могу запомнить, и вспышки неизвестных мне картин, периодически и обескураживающе внезапно возникающие перед моими глазами, и исчезающие прежде, чем я успеваю понять, что именно означает то или иное размытое пятно. Если бы не это и не внешнее состояние моего тела, я бы, может быть, не так сильно переживала по поводу своей амнезии.

Сначала мне не казалось странным, что моё тело такое непривычно чистое. Очнувшись в здании Администрации и уже спустя пять минут покинув его по просьбе главнокомандующего ликтора, идя по знакомым мне переулкам, некоторые из которых оказались неожиданно обугленными и местами полностью выжженными, поднимая каблуками скрипучих от новизны ботинок пепел и пыль брусчатки, я не обращала никакого внимания на ошарашенные взгляды людей и тыканье пальцев в мою сторону. Я и вправду была не похожа на себя: чистая эластичная одежда черного цвета, свежая кожа, пышущая румянцем и откровенным здоровьем, пышные волны волос, напоминающие собой водопад из настоящего шелка. Но шло время – проходили дни и недели, и месяцы – и состояние моей внешности не менялось: тело не пачкалось даже после прямого контакта с грязью, волосы на теле не отрастали, на голове не требовали водных процедур. Если же я принимала редкую ванну, тогда вовсе становилась противоестественно чистой, разве что только не сияла звёздной пылью. Меня словно качественно обработали, перед тем как всунуть обратно в среду грязи, бактерий и блох, но зачем и кому подобное могло понадобиться?.. Более того, на моём теле невозможно было найти ни единого шрама: кожу словно отшлифовали до внушающего беспокойство состояния слоновой кости. Даже глубокий шрам на лодыжке, приобретённый мной во время охоты на оленя в четырнадцать лет, исчез, будто его никогда и не было на поверхности моей кожи. Кожа теперь была даже лучше, чем может быть у новорождённого младенца: она не поддавалась не только нападкам грязи, но и воды – капли дождя буквально отскакивали от меня в разные стороны. Когда Эльфрик впервые увидел это – это произошло во время настигшего нас посреди охоты ливня – он подумал, что я начала светиться, но на самом деле дождевые капли просто отпрыгивали от моего тела, как отпрыгивало бы живое существо от открытого огня. И хотя прошло уже больше полугода с момента этого открытия, это явление до сих пор выглядит достаточно пугающе и вызывает у меня беспокойство.

Пугающе… Чувство страха – вот что по-настоящему меня беспокоит. Откуда ему во мне взяться? Всегда сосредоточенная и как внешне, так и внутренне сильная, я прежде никогда не останавливалась посреди леса из-за щекочущего, словно микроток, ощущения в пальцах, не прерывала охоту из-за отсутствия воздуха в лёгких, не проваливалась во временном пространстве, не зная, где именно я нахожусь и когда… Всё это происходит со мной с тех пор, как я вернулась. Бóльшую часть я удачно скрываю от окружающих меня людей, но Эльфрик иногда замечает, что со мной что-то не так. Однажды и Дельфина заметила, как я “провалилась”, но правда заключается в том, что я не только не могу пояснить подобные нахлёсты своего подсознания на сознание, но и поделать с этим тоже ничего не могу. И всё же я стараюсь изо всех сил, хотя у меня и выходит откровенно паршиво.