Марьяна

– Пап, меня на перекрёстке высади! – смотрю, как капли дождя безудержно стекают по лобовому, и невольно ёжусь.

– Марьяна, ты в своём уме? Простыть захотела? – ворчит отец и недовольно качает головой.

Желания спорить с ним нет совершенно. Нужно быть абсолютной дурой, чтобы по доброй воле отказаться от комфортных условий и по грязным лужам добираться до школы. Да только выбора у меня нет.

– Пап, это всего лишь дождь! Тем более меня Злата ждёт! – говорю как есть. Встречаться со Смирновой перед уроками – незыблемая традиция! Хотя, что греха таить, всё утро я пыталась до неё дозвониться и отменить встречу. После такой прогулки мы обе придём в школу как мокрые курицы!

– Дурацкая затея! – продолжает упираться старик и, возможно, я бы отступилась, но гнусная ухмылка на лице Ветрова не даёт повернуть назад.

Парень сидит рядом с идеально прямой спиной и увлечённо с кем-то переписывается. Надо же! Оказывается, Сава умеет улыбаться! Придурок!

– Чего смешного? – цежу сквозь зубы, поворачиваясь к парню.

– Все твои затеи дурацкие, – не отрывая взгляда от экрана мобильного, тихо, так чтобы слышала только я, бубнит Ветров.

– Иди в баню, дефективный! – плюю в его сторону и снова начинаю канючить. – Пап, ну пап! У меня зонт есть, да и Златка ждёт!

Отец бросает строгий взгляд через зеркало заднего вида, но всё же тормозит у светофора.

Не глядя на Ветрова, прощаюсь с отцом и вылетаю на улицу, тут же задыхаясь от свирепого порыва ветра и хаотичных капель дождя, мгновенно облепляющих лицо и оседающих на волосах. Раскрываю зонт и прямо по лужам шлёпаю к пешеходному переходу. На той стороне дороги – наше место встречи со Златой, но сегодня подруга меня не ждёт. Зато я долго и упорно переступаю с ноги на ногу, борясь с холодом, и до последней минуты верю, что она придёт. Вот только всё зря!

Когда времени остаётся в обрез, а надежда дозвониться до Смирновой растворяется в серых каплях дождя, понуро бреду в сторону лицея одна. Крепче держу зонт, который совершенно не спасает от вездесущей сырости и постоянно норовит вылететь из рук, и в сотый раз проклинаю тот день, когда порог нашего дома переступил Ветров! Все мои беды и несчастья, так или иначе, связаны с ним! Вот и Златка, видимо, поверив в мою ложь про неземную любовь к парню, приревновала и обиделась! Ну ничего! Ветров ответит мне и за испорченные лужами кеды, и за мучительный озноб, что сковывает продрогшее тело, и за моё очередное опоздание!

Звонок прозвенел минут десять назад, а потому в здании лицея тихо, и лишь в раздевалке такие же, как я, несчастные и замёрзшие учащиеся наспех меняют обувь и сдают зонты и ветровки, а потом разбегаются по кабинетам. Но в отличие от них, я не спешу. Ещё минут пять привожу себя в порядок, поправляя спутанные от ветра волосы. Вымокшие от дождя, они забавно начинают виться у самых кончиков и пушиться по всей длине. В такие моменты я похожа на маленького цыплёнка и, уверена, девчонки непременно мне об этом напомнят. И лишь, когда собственное отражение начинает казаться более-менее привычным, я направляюсь на урок.

Первым по расписанию стоит английский. В моей подгруппе этот предмет ведёт молоденькая и весьма робкая Анна Игоревна. Вчерашняя выпускница универа, мягкая и кроткая, она слишком лояльна к ученикам, а потому все наши без страха и угрызений совести постоянно опаздывают на её уроки. Как и следовало ожидать, она отчитывает меня для видимости, но тут же позволяет занять свободное место и продолжает опрос.

– Симонов, за чтение только три, – вздыхает учительница, стоит парнишке перестать мучить отрывок из «Тома Сойера» своим монотонно-медленным прочтением. – Ощущение, что текст ты видишь впервые!

– Так и есть! – доносится с задних парт и отзывается смешками по рядам. И пока Анна Игоревна решает, кто следующий продолжить читать классику в оригинале, я осматриваюсь по сторонам. На уроки английского и французского наш класс делится на подгруппы и Ветров, как назло, оказывается в моей. С каменным выражением лица парень снова сидит на галёрке и сверлит взглядом пустоту. И почему его присутствие так сильно меня напрягает?

– Марьяна, давай ты, продолжай! – командует англичанка и мне приходится вернуться к уроку. В отличие от Симонова я читаю бегло и без единой ошибки, за что и получаю заслуженную пятёрку и похвалу от учителя.

– Вот, Симонов, равняйся на Свиридову! – бросает она в заключение и опять скользит кончиком авторучки по журналу в поисках новой жертвы. – Савелий, попробуешь?

– Это что за поблажки новичкам? – возмущается с места Симонов. – Раз он новенький, то можно отказаться?

– Дима! – осекает Анна Игоревна. – Вам было дано целое лето на прочтение, а ему – нет, имей совесть! Ветров, мы слушаем!

В классе как по команде повисает гробовая тишина, а я смело оборачиваюсь и смотрю на оборванца. Интересно, в той дыре, откуда он вылез, английский преподавали так же хорошо, как и физику? Сава опускает взгляд к тексту, но читать не спешит. Скулы на его лице заостряются от напряжения, пальцы с силой сжимают края книги. По всему видно, что Ветров волнуется, но только когда с его губ слетают первые слова, я начинаю понимать почему.