Шрифт:
Закладка:
Напоминало жуткую сцену из фильма «Изгоняющий дьявола». Кровать бешено тряслась, и даже картины на стенах начали дребезжать На этот раз все продолжалось гораздо дольше, и было страшно.
Утром, когда хозяйка разносила завтрак, на ломаном французском, с помощью карманного словаря я пытался ей сказать, что произошло:
«Э, прррастит, мадам! У мена крава… эээ… трррясет!»
Она уставилась на меня и покачала головой «Мне нечего вам сказать!» – гавкнула она и ушла. В общем, вот так… Но я верю, что в тот выходной в Бельгии я впервые столкнулся с чем-то сверхъестественным.
Дома в Уолсолле я всерьез кое-чем увлекся – и надеялся, что, может быть, удастся сделать на этом карьеру.
Я любил смотреть по телику всякие сериалы вроде «Автомобилей Z», «Диксона из Док-Грин», «Святого» и «Мстителей», а также «Пьесу месяца» по Би-би-си. Телевидение, кино и театр привлекали меня, и я всерьез хотел стать актером.
Может, это мое будущее? Школу я уже заканчивал. Усердно готовился к экзаменам и сдал нормально, но идти в старшую школу[15] желанием не горел. Дети из рабочего класса уходили «после девятого», и я хотел уже поскорее выйти «в свет».
Предки не возражали. Они готовы были мне помогать, чем бы я ни решил заниматься. Мама регулярно спрашивала: «Роб, ты счастлив?» Когда я отвечал «да», она говорила: «Ну, раз ты счастлив, то и я счастлива». Приятные слова для ребенка. И вечерами мы с родителями внимательно изучали глянцевые брошюры из бирмингемской школы актерского мастерства, задаваясь вопросом, а туда ли податься после школы.
В брошюрах было полно фоток парней в узких джинсах, поэтому кое-что выпирало, и меня это явно мотивировало еще больше! Однако я решил, что мне может элементарно недоставать опыта актерского мастерства. Я сомневался, что меня возьмут – хватило с меня Короля с короной, впивающейся в череп.
У отца был друг, которому нравилась любительская драматургия, поэтому папа с ним поговорил. Друг сказал, что играет в художественных произведениях в местном театре «Усадьба» и они всегда искали новые таланты: «Скажи Робу, пусть приходит! Ему понравится!»
«О'кей, схожу и посмотрю, что там», – сказал я, надевая замшевые ботинки, зеленое вельветовое пальто и широкий галстук.
Я посмотрел… и мне реально понравилось. Меня сняли в «кухонной» драме[16], где я играл молодого парня из неблагополучной семьи. Остальные актеры в основном были старше меня, но меня приняли очень хорошо. Приятель отца здорово помог и всячески воодушевлял.
Мне нравилось раз в неделю ходить вечером на репетиции, и я без труда учил роль. Когда в начале спектакля поднимался занавес, я был единственным на сцене, сидел впереди и чистил свои ботинки. Режиссер сказал, что хочет, чтобы, начищая до блеска ботинки, я пел песенку из рекламы.
– Какой еще рекламы? – спросил я.
– Да без разницы, – ответил он. – Любой. Сам выбери.
Мне сразу же вспомнилась реклама зубной пасты «Пепсодент». Там была короткая веселая песенка, которую потом хочется напевать, поэтому ее я и спел:
Спектакль длился неделю, и газета Express & Star отправила к нам критика. В своей рецензии он написал про меня: «Роберт Хэлфорд находчив и старателен… Запомните этого паренька!» Мне было очень приятно, и я решительно настроился перестать подтирать зад местной газетенкой в бабушкином сортире.
Я хотел больше сниматься, поэтому был в восторге, когда приятель отца снова со мной связался. Он знал тех, кто работает в Большом театре Вулверхемптона, престижном театре в Мидлендсе[17]. Они собирались приехать в Уолсолл и выпить, и он спросил меня, хочу ли я составить им компанию, а он заодно меня со всеми бы познакомил.
Еще бы! Конечно, хочу! Он сказал, где они собираются… В пабе рядом с домом моих бабушки и дедушки. И я договорился, что после встречи останусь ночевать у них, чтобы не ковылять пьяному домой.
Через пару дней после ужина приятель отца забрал меня с Келвин-роуд. Сначала отвез на склад театральных костюмов, куда у него так или иначе был доступ. Это было настоящее секретное место, и я глазам не мог поверить, видя такое количество потрясающих средневековых реликвий и одежды того времени. К хорошим костюмам я всегда питал слабость.
Затем мы пошли в паб. Работники театра были дружелюбными, немного помпезными и осушали стакан одним глотком. Приятель отца заказал мне ром с черной смородиной. Довольно много рома.
Прежде я почти не пил. Бабушка могла налить бокал шанди, или я мог глотнуть у нее «Снежка»[18] на Рождество. Но это был уже настоящий алкоголь – ром! с театралами! – и мне такое было явно не по зубам. Не хотелось отбиваться от коллектива, поэтому я продолжал пить. Но вскоре конкретно нарезался.
К концу вечера начались «вертолеты». «У меня отличная идея! А пойдем ко мне!» – предложил папин друг. Я был готов на все, и не успел опомниться, как оказался у него в квартире.
Он, видимо, налил мне еще. Не помню. Он говорил о театре, а фоном работал телик. А я лишь пытался сосредоточиться. И вдруг свет погас, и этот тип подсел прямо ко мне.
О театре он больше не говорил. В ход пустил руки. Трогал меня везде – руки, грудь и полез в промежность. Он действовал, не проронив ни слова: в полной тишине. Я сразу же вспомнил завод – только на этот раз все зашло еще дальше.
