Шрифт:
Закладка:
Да, конечно, мог. Возможно, Адхи в этот день прошел первое испытание: духи проверяли его веру перед посвящением. Иначе для чего синяя стрекоза привела в это сумрачное место?
Нет, кудесники не переубедили. Адхи только недовольно фыркнул и покрепче прижал к себе Даду, когда они вновь шагнули в густой кисель «прокола». Вскоре кудесники с их мрачными тайнами остались далеко-далеко, на плесневелой пустоши, а братьев ласково гладил теплый свет полудня. Адхи даже не опоздал на тренировку, назначенную матушкой.
Он поклялся, что ни за что больше не попадет на пустошь у моста. А еще он верил, что никто не отберет у него младшего. Никто и никогда. И все вернется на круги своя: обучение стрельбе и фехтованию, кочевая жизнь, легенды шамана – понятный и правильный мир.
– Давай ничего не будем рассказывать маме? – первым предложил Дада. – Я ослушался, убежал от тебя…
– Давай, это будет наш секрет. Дурной сон, – согласился Адхи, и на душе сделалось тепло и спокойно. Может быть, он вновь просто грезил, им с братом приснился один сон на двоих.
– Вернулись? Ох, а ягод-то совсем немного набрали, – пожурила их мама по возвращении. – На взвар не хватит, ешьте так.
– Да, съедим, – слишком сладко протянул Дада и крепко прижался к маминым ногам. За этот долгий день он соскучился, Адхи тоже хотел бы обнять матушку. Он-то испугался, что больше никогда ее не увидит. Ни ее, ни отца, ни односельчан. Но все обретало понятные очертания. Ничего не изменилось.
Хорг действительно сошел с ума, если потерял веру из-за ненормальных кудесников с их гадкими кудесами и загадочными перемещениями. Или он увидел что-то еще? Что-то еще подкосило его у разрушенного моста?
Адхи терзали смутные предчувствия. Он убеждал себя, что все обошлось и синяя стрекоза ничего не значила, но стоило сомкнуть глаза, как он снова увидел туманную дымку, повисшую в беззвучии каменных развалин.
Теперь к картине примешался отчетливый запах плесени, но звук шагов по-прежнему тонул во мраке. Адхи помнил, что мост обрывается провалом в середине этой бесконечной дороги над великим ничто. И снова Хорг убегал в неизвестность, прыгал в пропасть, чтобы через «прокол» вынырнуть на другой стороне. И снова Адхи вздрагивал от ужаса, замечая в цепких руках безумца испуганно молящего о спасении Даду.
Что же он делал в этих сумрачных снах? Вот уже второй раз повторялся кошмар, но Адхи уже знал, что разрушенный мост существует и безумный Хорг приходил к этому застывшему монстру. Первый сон оказался предчувствием их путешествия. Что обещал второй сон? Тело леденело от ужаса.
– Нет! Дада! Верни его! – выл Адхи, кидаясь к краю моста. Но он боялся прыгать в пропасть, снова не в силах защитить брата. Не успел, не уследил, не спас! Нарушил собственную клятву никогда не покидать.
– Адхи! – разорвал оковы видения голос матери. И сперва чудилось, что она тоже снится, но глаза озирали потолок юрты. Реальность ворвалась стужеными оковами страха.
– Мама?
– Адхи! Адхи! Вставай! – трясла его мать, а рука ее дрожала.
– Мама? Что… что случилось? – вскочил Адхи, хватаясь за лук у изголовья.
– Дада пропал! Односельчане тоже его не видели. И дверь в юрту была закрыта, он бы не смог ее бесшумно отворить. Никто бы не смог! Ох, Дада! Где же ты? Где? Куда убежал?..
«Дада… Разрушенный мост, – ужаснулся Адхи, не представляя, какие испытания его ждут. – Я снова должен пойти к разрушенному мосту? Хорг… Мост… Змей Хаоса… Я должен найти брата! Должен…»
– Несносный мальчуган! Он наверняка побежал за ягодами… да, за ягодами… – твердила мать, но не верила себе, содрогаясь всем телом. И она, и Адхи понимали, что Дада не исчез бы из закрытой юрты.
Сперва они обшарили все укромные места в тесном жилище, проверили под подушками и в сундуке, еще перешучиваясь и надеясь, что младший всех разыгрывает. Но с каждым мигом уверенность таяла, хоть мать и звала непривычно-жалобным голосом:
– Дада, малыш, выходи! Не прячься от нас!
– Дада, не время для игр! – поддакивал Адхи, но в голове метались иные догадки: «Его похитили через дымоход. Или… Или через прореху в пространстве».
Отверстие в крыше всегда считалось священным символом неба, отворяя связь между мирами. Ни один уважающий себя орк, даже из враждебного племени, не посмел бы похищать ребенка таким способом. Зато Адхи слишком отчетливо помнил, как они угодили в «прокол» ткани мира. Помнил плесневелую пустошь у разрушенного моста.
«Кудесники! Это все они! Они еще тогда хотели посадить его в клетку и… И… Или не кудесники… Но Дада там, я знаю», – помотал головой Адхи, в ужасе отгоняя наваждение. Даже если брата похитили и унесли вновь к кудесникам, вернуться не получилось бы: «прокол» растворился, стоило пропащим мальчишкам ощутить привольный дух родных степей.
Тогда-то сердце успокоилось, улетучилась тревога – ненадолго. О, ненадолго! Как ненадолго случается покой в природе, сменяемый пыльными бурями и гибельными смерчами.
Адхи в раннем детстве видел, как от темной фиолетовой тучи отделяется страшный отросток, вгрызающийся в землю. Пыль взвивалась в воздух, стонала степь, кричали соплеменники, в бессильной панике заходились кони и овцы. Но тогда ураган прошел стороной, хотя все уже готовились мчаться прочь, бросая стада и юрты. Нет, тогда их племя Степных Орков уцелело, но теперь незримый вихрь ворвался в жизнь одной семьи.
В жизнь самого Адхи. Кто-то словно начал испытания раньше срока. Порой для посвящения шаманы шли на уловки, придумывали препятствия, намеренно прятали младших братьев и сестер, а родители указывали, куда надобно пойти на «спасение». Обычно все заканчивалось полуритуалом-полуигрой, а младшие получали угощение и счастливые возвращались домой. Страшим сообщали, что духи их приняли. И жизнь продолжалась. Но не теперь…
– Дада! Где ты? – завывала мать, расспрашивая соплеменников: – Вы не видели моего сына?
– Да сбежал твой малец, заигрался. За стрекозой, наверное, понесся, – успокаивали встреченные орки, но их голоса звучали недостаточно уверенно. Даду никто не видел.
– В чем дело, что за крики? Малыш Дада пропал? Полноте! Как проголодается, сам вернется. Потеряться здесь негде, – махнул могучей рукой сам вождь.
– А мы его не видели.
– Да, не видели. Неужели он бы не позвал нас с собой, если бы захотел поиграть? – загалдели наперебой друзья-ровесники Дады.
– Недоброе я чую, духи неспокойны, – промолвил старик Ругон, выходя из юрты. Он тяжело опирался на сучковатый посох, вытесанный из цельного деревца. Его оранжевые глаза застыли великой скорбью.
И от слов шамана мать замерла на месте, заламывая руки и бессильно скуля. Она никогда не сдавалась, в битвах и на охоте никто не сумел бы запугать ее. Когда речь шла о безопасности детей, в ней и вовсе пробуждалась неукротимая древняя сила. Но теперь она не представляла, что произошло.
