Шрифт:
Закладка:
Результат не заставил себя ждать, уже в мае 1607 г. сибирские татары и калмыки совершили набег на Тюменский уезд, боевые действия с переменным успехом продолжались все лето, а затем продолжились летом 1608 г. В 1610 г. калмыки напали на башкирские улусы в долине Миасса, а затем продолжили грабеж по Исети[86]. В 1613 г. тюменским воеводам удалось нанести калмыкам поражение, но затишье на Урале наступило буквально на пару лет.
Уже зимой 1615—1616 гг. в бассейне Камы вспыхнуло восстание башкир, татар, чувашей и удмуртов, которые осадили Осу и Сарапул. Не успели справиться с этим выступлением, как на следующий год сын Кучума - Ишим совместно с калмыками разорил восточную часть Уфимского уезда[87]. Ответный удар в Приишимские степи последовал из Тобольска в 1618 г., татары затихли на три года, но уже осенью 1621 г. калмыки с берегов Тобола совершили набег на Тамьянскую волость Уфимского уезда[88].
Следующие семь лет прошли в мелких пограничных стычках, а очередной всплеск боевой активности пришелся на 1628—1629 и 1632-1636 гг., причем 11 ноября 1634 г. калмыки решились даже на осаду Тюмени, не добившись, правда, каких-либо успехов[89]. Мирная передышка составила пять лет, а затем в 1640— 1641, 1645, 1648-1649, 1651 гг. на Урале вновь лилась кровь, причем в 1649 и 1651 гг. татары и калмыки дважды сожгли Далматовский монастырь[90].
Таким образом, из первых 50 лет XVII века на Урале мирными были лишь 26 лет, во все остальные годы в том или ином районе Уральского региона велись боевые действия, причем речь идет о больших военных походах со сражениями и осадами крепостей. Мелких пограничных набегов и стычек было неизмеримо больше, но не все они попали в исторические документы и летописи.
Во второй половине XVII в. Кучумовичи постепенно сходят с исторической сцены, калмыки продвигаются из Южного Зауралья в прикаспийские степи, а русская часть Урала отгораживается крепостными линиями, тянущимися от Камы до Ишима и Тобола. Создаются предпосылки для мирного развития региона, но здесь начинается череда башкирских восстаний, связанная с постепенным укреплением позиций центральной власти на южноуральской окраине. Москва представляла себе договор 1554 г. как добровольное вхождение Башкирии в состав Русского государства, башкиры же считали свои отношения с русским царем не более чем номинальным вассалитетом. Пока в Центральной России разыгрывалась драма Смутного времени, пока на восточные границы накатывались калмыки и остатки сибирских татар, власти не лезли во внутренние дела башкир, и башкирские тарханы действительно чувствовали себя не более чем вассалами «белого царя», проводя вполне самостоятельную внутреннюю, а порой и внешнюю политику. Однако во второй половине XVII века Москва постепенно начинает прибирать башкир к рукам, считая, что они такие же подданные, как приволжские татары или чуваши.
В ответ, Башкирия отвечает целой серией восстаний, перемежаемых мелкими набегами на русские селения и заводы. При этом, с нашей точки зрения, здесь нельзя говорить о какой-то классовой борьбе, как это десятилетиями делала советская историография[91]. Башкиры с одинаковым удовольствием жгли как боярские дома, так и крестьянские избушки, и очевидно, что простые землепашцы страдали от набегов неизмеримо больше, нежели «царские сатрапы». С другой стороны, вряд ли применим и термин «национально-освободительная борьба»[92], так как простого кочевника гораздо сильнее угнетали его собственные баи, нежели «тишайший» Алексей Михайлович. К тому же в своей борьбе башкирские тарханы обращались и к турецкому султану, и к ногайцам и к казахским ханам, вполне готовые сменить русских сборщиков налогов на турецких или казахских мытарей.
Поэтому, с нашей точки зрения, речь идет об обычной колониальной войне, в которой простому народу отводится роль пушечного мяса. Башкирские ханы воевали не за независимость Башкирии от кого бы то ни было, а за свою свободу обдирать подданных так как им заблагорассудится, используя конечно при этом националистические и религиозные лозунги. В свою очередь, центральное правительство тоже трудно подозревать в выполнении какой-то гуманно-просветительской миссии среди башкирских кочевников. Москва исходила из своего понимания права на башкирские земли, и уже тем более не желала образования у себя под боком «независимой» Башкирии под турецким или казахским протекторатом. При этом обе стороны вели себя вполне в духе времени, не брезгуя уничтожением селений, подчас вместе с жителями, захватом заложников, уничтожением пленных, иногда с особым зверством и т.д.
Подробному описанию башкирских восстаний посвящено немало трудов советских и российских историков, мы ограничимся лишь беглым перечислением, чтобы показать, что и вторая половина XVII века и первая половина века XVIII на Урале были отнюдь не мирными.
Пробным камнем стало восстание Сары Мергеня в 1662—1664 гг., отдельные вспышки которого продолжались вплоть до 1668 г. Уже здесь мы видим все то, о чем говорилось выше. Когда башкиры 11 августа 1662 г. взяли штурмом Мурзинскую слободу, то сожгли церковь и государственные склады, «а крестьян на полях всех били, а иных в полон взяли, деревни выжгли, и скот отогнали»[93]. Когда же погиб руководитель восстания, из зауральских степей тут же всплыла личность Кучука, одного из прямых потомков хана Кучума. С другой стороны, весной 1668 г. руководителю карательной экспедиции в Уфе ставится следующая задача: «Башкирцев однолично от измены обратить и учинить под государскою самодержавною высокую рукою в вечном холопстве по-прежнему, а которые от измены не обращаются, чтобы их до конца разорить»[94].
Следующее крупное выступление произошло в 1681-84 гг., еще одно - в 1704-11 гг., следующее - в 1735-40 гг.. и вновь - в 1755-56 гг. Наконец, башкиры поддержали выступление Пугачева в 1773-75 гг., и по существу, это было последнее сражение - силы башкир были окончательно подорваны. Практически 400-летнее сражение за Урал завершилось, уже в 80-х гг. XVIII века происходит преобразование крепостных линий в Зауралье в обычные населенные пункты. Следующей на очереди была Средняя Азия, но ее черед наступил лишь в XIX веке.
Ю.М. Зайцев[95]
Владивосток и теория базирования сил флота
Поражение российского флота в русско-японской войне 1904-1905 гг. вызвало огромное количество исследований отечественных и зарубежных специалистов и историков того времени. Анализу были подвергнуты ход подготовки