единственный в тогдашней Твери, был настоящим и даже известным автором: статья о нем, пусть совсем короткая, имелась уже в новиковском «Опыте исторического словаря о российских писателях» (1772). Комедия Веревкина «Так и должно» шла на профессиональной сцене, включая придворную, и именно он сочинил пьесы, представление которых стало важной частью торжеств при открытии сначала Тверского, а затем Новгородского наместничеств, в январе и декабре 1776 года соответственно.

При этом, в отличие от большинства даже более именитых сочинителей, Веревкин мог похвастаться особым вниманием и материальной поддержкой самой императрицы. Свыше десяти лет, не состоя ни в какой службе, он занимался только переводами, получая за это 750 рублей в год из средств Кабинета. Мало того: все, что он переводил, печаталось на счет Екатерины II в его пользу. В 1776 году Веревкин был официально определен к статским делам, но выплата дополнительного «литературного» пособия продолжилась, хотя его и уменьшили до 450 рублей – что, заметим, значительно превышало официальный доход А. П. Крылова.

Веревкин прожил в Твери недолго: в сентябре 1781 года он вышел в отставку и покинул город. Все сказанное, однако, позволяет предполагать, что именно он стал той ролевой моделью, на которую в той или иной мере ориентировался Иван Крылов.

Еще одним человеком, чья деятельность могла оказать влияние на формирование интересов юноши, был В. А. Приклонский – директор Дворянского училища, открытого в Твери в июне 1779 года при деятельном участии правителя наместничества. Любитель литературы, чьи прозаические переводы публиковались на страницах «Утреннего света», он в первую очередь был энтузиастом педагогики и много занимался нравственным и культурным развитием своих воспитанников.

22 ноября того же 1779 года Приклонский сообщал своему шурину Я. И. Булгакову важную для всего тверского общества новость:

Вчерась открылся у нас в училище театр, и я получил себе публичную благодарность как от начальника, так и от всея публики, коея было (разумея все благородных) 130 персон. Дети мои, без хвастовства сказать, играли очень хорошо, и что удивительнее, что все актеры мои такие, которые от роду ни театра не видывали, ни комедии не читывали. Между актерами был сын губернаторский и Лисанька[81].

Лисанька – это девятилетняя дочь самого Приклонского Елизавета, а «сын губернаторский» – не кто иной, как Алексей Тутолмин[82], вместе с которым какое-то время слушал уроки Иван Крылов. Выходил ли на сцену сам Иван, неизвестно (сведений о его учебе в Дворянском училище нет), но в этом театре он даже как зритель мог получить некоторое понятие о драматургии и театральном искусстве. В отличие от архаичных действ в семинарии, здесь давали пьесы известных современных авторов. Первой стала переделанная «на русские нравы» знаменитая в то время комедия Г. Э. Лессинга «Минна фон Барнхельм, или Солдатское счастье»[83].

С Приклонским как директором Дворянского училища оказалось связано еще одно важное начинание – попытка развить в Твери издательское дело и книжную торговлю.

Вчерась получили мы из Сената указ о заведении при училище типографии, на обыкновенных правах, но не зависящей ни от кого, т. е. ни от Университета, ни от Академии. Сказывают, что наместник берет в содержатели оныя Шнора, —

писал он Булгакову 8 ноября 1779 года[84].

Речь идет о сенатском указе от 3 октября того же года, из которого следовало, что Сиверс выступил с инициативой открытия в Твери вольной (то есть частной) типографии:

<…> он, г. Сиверс, заведение сие почитает за весьма полезное как для казны, в рассуждении обнародования указов, так и для публики и вновь заведенного в Твери благородного училища и для имеющихся в том наместничестве 5-ти разных семинарий, в недавном времени заводимых[85].

Иоганн Карл Шнор, к которому обратился наместник, незадолго до этого, в 1776 году, в партнерстве с И. Я. Вейтбрехтом основал и успешно эксплуатировал типографию в Петербурге. Он выдвинул ряд условий: власти будут платить ему за печатание указов; ему будет позволено «печатать и продавать календари»[86], «русские книги» и «Тверской вестник наподобие Рижского Интелигенца»[87], то есть региональную газету (первую в России!). Кроме того, он хотел завести книжную лавку для продажи изданий на разных языках. Однако экспансия в провинцию была делом рискованным: в Твери не было ни оборудования, ни материалов, ни опытных работников. И типографщик потребовал государственной поддержки – 1500 рублей беспроцентной ссуды на пять лет и бесплатное помещение в городе на тот же срок.

В истории тверского просвещения собственная типография и книжная лавка должны были открыть новую страницу. Местные переводчики, проповедники, писатели и стихотворцы получили бы возможность издавать свои произведения; газета проникала бы как в дворянские, так и в купеческие дома, а за ней последовала бы словесность – так количество читателей выросло бы не в одной Тверской, но и в прилегающих губерниях. Со временем можно было бы задуматься и о журнале, подобном, например, «Санкт-Петербургскому вестнику», который издавался иждивением книгопродавца Вейтбрехта и печатался в их общей со Шнором типографии. Правительственные указы, новости, «разные мелкие сочинения для полезного и приятного чтения», стихи, критика и рецензии на новые книги – все, чем наполнялся «Санкт-Петербургский вестник», было бы востребовано и в Твери. Газете и журналу понадобились бы постоянные сотрудники, типографии – корректоры… Тверь получила бы шанс превратиться в один из центров развития литературы, а просвещенные тверитяне – возможность найти приложение своим талантам. Среди них, весьма возможно, был бы Иван Крылов.

Впрочем, Приклонский радовался преждевременно: всему этому не суждено было сбыться[88]. Сенат, дозволив создание в Твери вольной типографии, в ссуде отказал. Однако сенатская «привилегия» даже в таком виде выглядела заманчиво. Шнор попытался ассоциироваться с другим петербургским коллегой – начинающим типографщиком Бернгардом Теодором Брейткопфом, сыном известнейшего европейского нотоиздателя. Расчет тут был на финансовую поддержку Брейткопфа-старшего. Сам же этот альянс строился, скорее всего, не без ведома Сиверса, который лично знал молодого Брейткопфа и сдавал ему в аренду свою бумажную фабрику. Однако дела у того шли не блестяще – и хотя Шнор выкупил его долги, в марте 1782 года сын по совету отца все-таки прервал эти деловые отношения[89]. Заводить же типографию в Твери на свой страх и риск Шнор не решился.

3

Переезд в Петербург. – Новые покровители. – Первый опус

В середине 1781 года наместником вместо Сиверса стал Я. А. Брюс, но до Твери он добрался нескоро. Всю первую половину 1782 года его замещал П.