– Эй, а меня не надо спросить? – возмутилась она. – Ты что, хочешь обкорнать меня под орех? Я же при этом потеряю половину волос!

Но Виктор, казалось, не услышал ее возражений, продолжая показывать парикмахерше, как именно ей следует стричь девушку. Поняв, что спорить бесполезно, Наташа решила отдаться во власть мастера: в конце концов, она заключила сделку и должна выполнять все пункты соглашения!

Виктор, со своей стороны, пока соблюдал уговор и даже снял ей квартиру. Наташу удивило, что художник не хочет поселить ее у себя, но он категорически отверг это предложение. Впервые в жизни она оказалась одна на свободной жилплощади и испытала от этого ни с чем не сравнимый восторг. Теперь она ни от кого не зависела – кроме Виктора, разумеется! Он в полной мере пользовался своей властью, не позволяя ей никуда выходить без его сопровождения, и Наташа изнывала от вынужденного безделья. Виктор приходил, снимал ее на камеру, вертя во все стороны, как манекен, и снова исчезал. Сегодня он заявился рано утром, когда девушка еще нежилась в мягкой постели, и приказал срочно одеваться. Заставив ее надеть темные очки и замотать голову платком, молодой человек посадил ее в автомобиль и куда-то повез. Как выяснилось позднее, местом назначения являлся косметический салон.

Наташа смотрела в зеркало и не узнавала себя в отражении: это воздушное существо по ту сторону стекла не может быть ею! Разве человек способен настолько измениться всего за несколько часов?! Блестящие каштановые волосы с проблескивающими кое-где светлыми прядями переливались в ярком свете встроенных в зеркало и потолок лампочек, мягко обрамляя нежный овал лица. Ее кожа после процедур выглядела чересчур розовой, но Виктор сказал, что к завтрашнему дню краснота спадет и цвет выровняется. Брови Наташи, обработанные мастером, изогнулись высокой дугой, а уголки глаз, благодаря его же усилиям, поднялись чуть кверху, придавая ее лицу слегка удивленное выражение.

Дав девушке время налюбоваться результатом, парикмахерша, являвшаяся последним звеном в цепи невероятных «превращений», развернула кресло так, чтобы Виктор, сидевший у Наташи за спиной, также смог насладиться зрелищем. Она поймала себя на том, что ей очень хочется увидеть одобрение в обычно непроницаемом взгляде художника, но он смотрел на нее так, как, наверное, взирал на собственные творения – ища изъяны.

– Что скажете? – нетерпеливо спросила парикмахерша: очевидно, ее тоже не устроила прохладная реакция клиента.

– Неплохо, – спокойно произнес он. – Особенно по сравнению с тем, что было.

– Что значит «с тем, что было»? – обиженно спросила Наташа. – Я, между прочим, не навязывалась…

– Закрой рот, – оборвал ее Виктор. – Твое дело – слушать и молчать, помнишь?

Глаза парикмахерши удивленно расширились: она повидала множество разнообразных стилей общения богатых клиентов со своими дамами, но ни один бритоголовый «браток» не позволял себе подобного поведения со своей девушкой! Неужели это сойдет ему с рук?

Наташа промолчала и, глубоко вздохнув, встала из кресла.

– Это все на сегодня? – тихо спросила она Виктора.

– Здесь – да, – ответил он. – Но у нас еще много дел.

Парикмахерша проводила странную парочку глазами. Она видела, как они сели в красивую машину, и сказала стоящей рядом бровистке:

– Господи, что деньги делают с девчонками? Они слово поперек своим мужикам боятся сказать! А этот – вообще какой-то странный…

– Ты его разве не узнала? – удивилась коллега.

– А должна?

– Виктор Арбенин. Ты не можешь его не знать, ведь он самый модный художник! А на девицу-то погляди – как картинка стала… Да что там картинка: картина! Когда она ко мне в кабинет зашла, я подумала: «Где красавчик откопал такую деревенщину?!» А ушла – так хоть в кино снимай!

– Нет, ты не права, – возразила парикмахерша. – Она и была хорошенькая, просто у нее отсутствовал стиль. Знаешь, если взять необработанный алмаз, то никто на него и не взглянет – обычный камень, даже не блестит. А вот ограни его умелый мастер – он засияет, и любой захочет его заполучить… Так что мы с тобой, подружка, считай, отсекли лишнее и освободили то, что скрывалось под непрезентабельной оболочкой. Но он-то, Арбенин, как сумел разглядеть это в девчонке, каких миллионы?

– Одно слово – художник! У них, говорят, видение особое: взглянут один раз – и всю тебя насквозь, как рентген, просветят!

– Симпатичный, между прочим, «рентген», – мечтательно протянула парикмахерша. – Но о-очень странный!

* * *

– Сколько тебе лет? – спросил Виктор в машине, пока Наташа пыталась рассмотреть себя в маленьком зеркале.

– Я совершеннолетняя, – ответила она.

– Врешь!

Наташа вздохнула: похоже, скрыть от него что-то невозможно!

– Семнадцать… с половиной. Будешь учить меня жить?

Удивляло то, что Виктор, не воспользовавшись ее сексуальными услугами, не пытался убеждать ее в пагубности занятий проституцией. Он не стал компостировать ей мозги разговорами об учебе, работе и необходимости стать честной женщиной и матерью семейства. Ей попадались такие клиенты: они как будто стеснялись того, что занимаются сексом с юной проституткой, и пытались компенсировать это душеспасительными беседами – иногда до, а порой и после того, как дело было сделано! В таких случаях Наташа молча выслушивала нравоучения и уходила, спрятав деньги в лифчик.

Виктор не сказал ни слова относительно ее способа зарабатывать на жизнь – казалось, его вполне устраивает такой расклад. Он так и не потрудился объяснить, как собирается ее использовать и за что, собственно, она получает деньги. Пока что он только тратился – на косметологов, парикмахеров, квартиру, но ведь это не могло являться его целью?

– Надо тебя одеть, – сказал Виктор, заводя авто. – Как насчет шопинга?

– Может, завтра? – жалобно пискнула Наташа: после пережитого ей хотелось одного – забраться под одеяло.

– Сейчас! – безжалостно ответил Виктор. – Время не ждет!

Наташа безнадежно махнула рукой и откинулась на спинку сиденья. С одной стороны, мужик несколько дней продержал ее взаперти, занимаясь неизвестно чем, с другой – он словно куда-то торопился, не желая терять ни минуты. Что все это может означать? Вопросы задавать бесполезно: Виктор говорит ровно столько, сколько хочет сказать, и вытянуть из него больше не выйдет! Остается лишь принять правила игры… Вот только что это, черт подери, за игра?

* * *

Ольга Питер не любила. Этот город всегда казался ей слишком помпезным и претенциозным для его нынешнего «провинциального» статуса, особенно по сравнению с Москвой!

Когда-то Санкт-Петербург был столицей, и вся эта позолота на куполах многочисленных храмов оправдывала себя, но теперь…

Теперь он всего лишь один