Он подумал то же самое.

— Я позвоню, спрошу, сможем ли мы встретиться с ней в участке.

— Или мы могли бы поехать к ней.

Анна не была подозреваемой.

Она была жертвой. Коллегой.

Другом.

— Хорошая идея.

— Значит, ты возьмешь на себя соседку?

Именно это он и сделает. Торопиться ему некуда. Хэл ощутил возбуждение от нового дела, прилив энергии.

— Нет проблем. — Он потер руки о штанину: перчатки вечно вызывали зуд.

— Спасибо, Хэл.

— Всегда пожалуйста.

Хейли указала на руку, которую он чесал.

— Я устала повторять, что тебе нужны безлатексные.

Хэл перестал чесаться.

— Я знаю, но у меня их целая коробка.

Хейли пожала плечами.

— Как ни крути, но к тому времени, когда коробка закончится, у тебя может не остаться кожи.

Она шутливо подтолкнула его локтем, и они прошли обратно к лестничной площадке. На каждом этаже было всего по две квартиры. Обе парадные двери располагались с западной стороны лестничной площадки.

Дверь Виктории Стайн выходила на север, а дверь соседки — на юг. Между ними стоял большой папоротник в горшке, закрывающий прямой вид на дверь противоположной квартиры. Но даже несмотря на растение, если соседка вошла или вышла одновременно с убийцей, она смогла бы опознать его.

Хейли направилась к лифту, а Хэл подошел к женщине, стоявшей рядом с одним из патрульных.

На ней были пижамные штаны с изображением пряничных человечков, голубые пушистые тапочки, видавшие лучшие дни, и надето несколько свитеров сразу; коричневый торчал из-под черного, завязанного спереди на поясе. В руках она сжимала кружку.

Полицейский отступил и кивнул Хэлу.

— Мисс Флетчер, это инспектор Харрис.

— Добрый вечер, мэм.

Хэл предположил, что ей было от тридцати до сорока, но чем старше он становился, тем меньше доверял своей способности определять точный возраст женщины.

— У меня простуда, — сказала мисс Флетчер, не предлагая руки для рукопожатия. Она была внешне спокойна, но ее лицо выражало озабоченность. Женщина смотрела ему прямо в глаза; не суетилась, не переминалась с ноги на ногу. Ничто в ней не вызвало подозрения.

— Ничего страшного, мэм. Если можно, я бы хотел задать вам несколько вопросов о мисс Стайн.

Она слегка приподняла кружку.

— Мы могли бы… — Она указала на дверь. — Мы могли бы сесть там.

— Было бы прекрасно.

Одно из правил следствия: всегда соглашайся на предложение попасть внутрь чьего-то дома. Людям гораздо комфортнее в своих собственных стенах, это располагает их к откровенности. К тому же там им трудно встать и уйти.

— Если кому-то понадоблюсь, я буду в квартире мисс Флетчер.

Даже с порога квартира соседки была более обжитой, нежели квартира Виктории Стайн.

На стенах коридора висели большие, взятые в рамки фотографии моста Золотые Ворота в разные времена года. В правом нижнем углу каждой из них стояла одинаковая размашистая подпись. Хэл остановился, чтобы рассмотреть снимок со снегом на мосту. В последний раз снег в Сан-Франциско шел в середине 1970-х годов.

— Это фотошоп?

— Нет. Это снег на мосту. — Прижав к себе кружку, хозяйка квартиры уверенно прислонилась к стене. — Здорово снято, не правда ли?

— Когда?..

— Пятого февраля семьдесят шестого года.

Он пристально посмотрел на нее. Чтобы сделать этот снимок, она была слишком молода.

— Это фотографировали не вы.

— Нет, конечно. Моя мать увлекалась фотографией. Многие из этих снимков — ее работа. Фотография была ее страстью.

— Потрясающий снимок.

— Спасибо.

Стены гостиной были сплошь увешаны фотографиями. Большинство изображали местные достопримечательности — Форт-Орд, Президио и Дворец изящных искусств, но были и снимки зарубежных красот — мать мисс Флетчер путешествовала много и далеко. Хэл увидел Эйфелеву башню, Стоунхендж и гигантскую секвойю. На паре снимков были запечатлены средневековые церкви.

Фотографии были увеличены и вставлены в одинаковые рамки ручной работы. Это стоило денег, и немалых.

— Чем вы занимаетесь по работе, мисс Флетчер?

— Зовите меня Кэрол. Я работаю в компании, занимающейся онлайн-играми. Управляю проектами, но также занимаюсь всем понемногу.

Он обвел взглядом комнату и увидел стоящий на обеденном столе компьютер, окруженный стопками бумаг.

Мебель в комнате была гладкой, с острыми углами, что выглядело одновременно неудобно и дорого. На высоком пьедестале за диваном стояла большая статуя из дутого стекла. Там, где вершина отломилась и была снова приклеена на место, виднелась тоненькая линия. Бок лакированного журнального столика портила глубокая царапина высотой примерно с пылесос.

Здесь водятся деньги. Но не старые.

Как давно заметил Хэл, старые деньги означают, что все идеально. Безупречный внешний вид имеет такое же, а то и гораздо большее значение, чем то, что не выставляется напоказ.

— Итак, вы работаете из дома?

— У меня есть приличный кабинет в задней части дома, но я иногда работаю здесь для смены обстановки.

Лучшими свидетелями, как правило, являются не слишком занятые люди. Они обращают внимание на то, кто приходит и уходит. И если Флетчер работала из дома, то, возможно, она видела или слышала что-то полезное. Хэл указал на диван.

— Не возражаете, если я сяду?

— Конечно. Прошу вас, садитесь.

Хэл отодвинул в сторону квадратную подушку, украшенную черными и коричневыми геометрическими фигурами, и уселся в углу дивана. Диван был узким, с низкой спинкой, которая не доходила ему даже до лопаток, но подушки были упругими, а ткань — дорогой. Он закинул нога на ногу, но обнаружил, что диван слишком низкий, чтобы на нем было удобно сидеть в такой позе, поэтому переставил ногу на коврик, а блокнот положил на колени. При его росте было великой редкостью найти в чужом доме удобную мебель. Почти всегда вещи оказывались слишком маленькими и тесными.

Особенно это касалось домов одиноких женщин.

Хэл открыл блокнот.

— И давно вы живете здесь?..

— Почти пятнадцать лет.

Хэл сделал пометку.

— Давно. Не возражаете, если я спрошу, сколько вам лет, мисс Флетчер… извините, Кэрол.

Она улыбнулась.

— Тридцать четыре.

Хэл мысленно произвел подсчет и удивился.