Ехал он путем и дорогою около месяца времени и наехал в чистом поле на бел шатер, в котором сидели три прекрасные девицы, дочери царя загорского, которых едва ли в свете есть подобные красотою. Они сидели за рукоделием, и входив к ним Еруслан-царевич в бел шатер без спросу, забыл и поклониться. Сердце его разгорелось, и юность заиграла; берет он за руку большую сестру, прекрасную царевну Кантомиру, а тем сестрам велел вон выйти из шатра, и говорил ей: «Прекрасная Кантомира, скажи, пожалуй, есть ли на свете тебя краше, а меня храбрее?» — «Государь Еруслан-царевич, что я за красавица, есть в царстве Чесперском[6] у царя Тобала дочь, прекрасная царевна Зальвара[7], и нет на свете ее прекраснее, да и предстоящие пред нею служительницы во стократ меня пригожее, а я последняя против их красавица. Да есть под Фригейским царством у царя Протаная богатырь, которого зовут Мишкою-белым колпаком, и стоит он в чистом поле на дороге, охраняет Фригейское царство ровно двадцать пять лет и не пропускал еще мимо себя никакого человека, ни сильного богатыря, ни лютого зверя и никакой птицы. И тот богатырь зело храбр и могуч, а ты что за храбр, когда только над нами, девками, храбришься». Еруслану-царевичу сие не показалось, он встал, отсек голову Кантомире и подкинул под кровать. Потом взял себе другую царевну, Диоцезу, от которой получив такой же противный ответ, поступил с нею так же, как и со старшею сестрою. Наконец взял третью сестру, царевну Прелепу, начал ее более первых целовать и миловать и говорил ей так: «Прелюбезнейшая и всего света прекраснейшая царевна Прелепа, есть ли на сем свете тебя прекраснее, а меня храбрее?» Ответствует ему царевна Прелепа: «Государь Еруслан-царевич, что я за пригожа и красна, когда я была у батюшки и матушки, тогда красота моя цвела, а ныне я в плене, воля твоя надо мною, но что ты, Еруслан-царевич, захотел моей красоты? Есть в царстве Тоскерском у царя Тобала дочь, прекрасная царевна Зельвара, и в красоте своей не имеет она себе подобной, а я беспримерно ее хуже; еще ж под Фригейским государством у царя Протана есть богатырь, зовут его Мишкою-белым колпаком. Слышно о нем, что он очень силен и охраняет Фригейское государство двадцать пять лет, и мимо его никакой еще человек, ни богатырь не проезжал, никакой зверь не прорыскивал, и никакая птица не пролетала, а кто из вас сильнее, ты ли, Еруслан-царевич, или Мишка-белый колпак, того я не знаю». Еруслан-царевич, доволен будучи ее речью, говорит ей ласковыми словами: «Прекрасная и любезная царевна Прелепа, усладила ты меня своими словами и разумнее ответствовала мне, нежели твои старшие сестры». Потом пошел из шатра вон, но царевна Прелепа сказала ему: «Что ты, Еруслан-царевич, пошел из шатра, Богу не помолившись и со мною, девицею, не простившись, неужель я противными какими словами тебя раздражила?» Сие полюбилось Еруслану-царевичу и, воротясь, помолился и, с царевною прощаясь, сказал: «Прости, любезная и прекрасная царевна Прелепа, живи, гуляй и потешайся в чистом поле, не страшись ни царей, ни князей, никто тебя не оскорбит, коль скоро о моей храбрости услышит». Потом сел Еруслан-царевич на своего богатырского коня и поехал к Фригейскому царству, к царю Протанаю, чтоб увидеться с Мишкою-белым колпаком.

Он ехал месяц, другой и третий и, не доехав до царства Фригейского поприщ за десять, видит в чистом поле на дороге человека, который был по имени Мишка, а на голове имел белый колпак. Еруслан-царевич, наехав на него, стегнул его хлыстом по колпаку и сказал: «Можно тебе и лежа выспаться, а не стоючи». Ответствует ему Мишка-белый колпак: «Кто ты таков, как тебя зовут, откуда едешь и какого отца и матери сын, сказывай?» — «Потише, друг, — говорит ему Еруслан-царевич — Коли хочешь знать обо мне, то поправь прежде на голове колпак, он свис тебе на нос. Я из Бугжатского царства, сын сильного Бугжатского царя Хираза Табернаевича и царевны Другистаны Алоизиевны, а имя мое Еруслан-царевич; еду к Фригейскому царю Протанаю на поклон». Мишка-белый колпак на сие говорит ему: «Прежде тебя не пропускал я во Фригейское царство мимо себя никакого человека, ни зверя, ни птицы, а ты хочешь теперь проехать. Поедем наперед в чистое поле и попытаем могучих плеч своих богатырских». Потом сели они на своих добрых коней и поехали в чистое поле потешиться. Разъехавшись, Еруслан-царевич ударил Мишку-белого колпака тупым концом своего копья в самую грудь и сшиб его с коня на землю, а богатырский конь Еруслана-царевича наступил ему на горло и придавил к земле. Еруслан-царевич, оборотив тогда копье свое острым концом, говорил так: «Что, брат Мишка-белый колпак, смерти ли хочешь или живота?» — «О, сильный, могучий богатырь Еруслан-царевич! — возопил Мишка. — Не дай смерти, но даруй живот; доселе у нас с тобою ссоры не было да и впредь не будет». На сие Еруслан-царевич говорит ему. «Слушай, Мишка-белый колпак, когда ты поклянешься мне, что всенародно будешь меня признавать за своего победителя, а не будешь злословием умалять славы храбрости моей и богатырской силы, то не предам тебя смерти». — «О Еруслан-царевич! — говорил опять Мишка-белый колпак. — Мне ль затмить славу твою, которая по всей вселенной гремит и блистает, до последней капли крови буду защищать доброе твое богатырское имя и прославлять тебя везде».

Тогда отпустил его Еруслан-царевич, а Мишка-белый колпак со стыда уехал от Фригейского царства, а Еруслан-царевич восприял паки свой путь к тому государству и, въехав во граде Фригей, остановился у одного сапожника, поставив своего коня, пошел пеш в царский дворец к царю Протанаю на поклон и, представ пред него, говорил: «Да здравствует царь Протанай со всеми твоими подданными на многие лета, и да услаждается жизнь твоя благоденствием! А я желаю вступить к тебе в службу». Тогда говорит ему Фригейский царь: «Откуда ты, как твое имя, кто твой отец и мать?» Еруслан-царевич ответствует ему: «Я из Бугжатского царства, сын Бугжатского царя Хираза Табернаевича и царицы Другистаны Алоизиевны, а имя мое Еруслан-царевич». Фригейский царь продолжал: «Еруслан-царевич, каким ты путем ехал, по матерой земле или водою?» Ему ответствует Еруслан-царевич: «Я ехал по матерой земле». — «Есть у меня один человек, — начал опять Протаний царь, — стоит он в чистом поле на дороге, охраняет мое царство ровно уже двадцать пять лет и мимо себя не пропускал никакого человека, ни сильного богатыря, ни