молочные, мясные и рыбные продукты, а также изделия легкой промышленности и мебель. Ввоз складывался из растительного масла, овощей, фруктов и других видов продовольствия, сырья для легкой промышленности.

Обратимся к сухим цифрам экономики. В стоимостном отношении ситуация выглядела следующим образом.

Литва: ввоз: 7,49 млрд руб. (в том числе 6,24 млрд руб. — межреспубликанский обмен отечественной продукцией, 1,25 млрд руб. — импорт); вывоз: 5,96 млрд руб. (в том числе 5,43 млрд руб. — межреспубликанский обмен отечественной продукцией, 0,53 млрд руб. — экспорт).

Латвия: ввоз: 5,6 млрд руб. (в том числе 4,6 млрд руб. — межреспубликанский обмен, 1 млрд руб. — импорт); вывоз: 4,9 млрд руб. (в том числе 4,5 млрд руб. — межреспубликанский обмен, 0,4 млрд руб. — экспорт).

Эстония: ввоз: 3,7 млрд руб. (в том числе 3 млрд руб. — межреспубликанский обмен, 0,7 млрд руб. — импорт); вывоз: 3 млрд руб. (в том числе 2,7 млрд руб. — межреспубликанский обмен, 0,3 млрд руб. — экспорт).

Таким образом, в 1988 году в Литву ввозилось на 0,81 млрд рублей больше, чем вывозилось оттуда в другие республики СССР, а включая экспорт и импорт — на 1,53 млрд рублей. В Латвии ввоз превышал вывоз на 0,1 млрд рублей (включая экспорт и импорт — на 0,7 млрд рублей), а в Эстонии — на 0,3 млрд рублей (включая экспорт и импорт — на 0,7 млрд рублей).

В таблице это выглядит так (во внутренних ценах в млрд руб. на 1988 год)[1319]:

Послевоенные репрессии

Гражданская война в Прибалтике, которую удалось предотвратить в 1941 году буквально в последний момент, все же началась с приходом немецко-фашистских войск. Но если в годы оккупации она носила характер оккупационного террора, то теперь, после окончания войны, превратилась в вялотекущие повстанческие действия отдельных бандгрупп националистов.

Освобождение Прибалтики сопровождалось не только значительными капиталовложениями на восстановление народного хозяйства, но и новыми репрессиями. Теперь в отличие от 1940 и 1941 гг. советские репрессии были гораздо более масштабными и более «жесткими». И на это были свои причины. В годы оккупации многие граждане прибалтийских республик — добровольно или принудительно — сотрудничали с оккупационными органами. Таким образом, необходимо было, во-первых, отделить «добровольцев» от остальных, насильственно призванных в легионы СС, части вермахта и полиции. Во-вторых, даже среди «добровольных коллаборационистов» надо было отобрать тех, кто участвовал в военных преступлениях и предать их суду.

Судя по цифрам, приведенным ранее, это была колоссальная работа, и здесь, к сожалению, не могло обойтись без ошибок. Возникало много спорных вопросов, например, кем считать тех, кто был насильно призван в различные немецкие воинские части — военнопленными, изменниками Родины или жертвами оккупации? И как быть с «добровольцами», которые не участвовали в совершении военных преступлений, а служили в органах оккупационной администрации, к примеру переводчиками, техниками или конюхами и т. п.?

К тому же, помимо всех этих вопросов, наиболее срочной задачей оставалась борьба с националистическим сопротивлением на территории Прибалтики…

Основное бремя борьбы с националистическим подпольем в западных областях Советского Союза, включая Прибалтику, возлагалось на Главное управление по борьбе с бандитизмом (ГУББ) НКВД СССР, созданное приказом наркома внутренних дел Союза ССР № 001447 от 1 декабря 1944 года[1320]. 28 января 1947 года вышло секретное постановление Совета министров СССР, согласно которому вся дальнейшая борьба с националистическим сопротивлением была отнесена к исключительной компетенции Министерства государственной безопасности (МГБ). После этого в распоряжение МГБ были переданы из МВД большая часть оперативных работников, агентуры, оперативных внутренних войск, а также истребительные батальоны (в Латвии и Литве они назывались «отрядами самообороны»). В 1946 году Главному управлению по борьбе с бандитизмом (ГУББ) была также поручена работа по организации и контролю оперативного обслуживания репатриантов, а в 1949 году — осуществление оперативного розыска преступников, бежавших из мест лишения свободы МВД, спецпоселенцев и выселенных[1321].

Профессор Арвед Швабе, бежавший в 1944 году из Латвии в гитлеровскую Германию, рисует такую картину «советской реоккупации» Прибалтики:

«…Около 199.000 прибалтов, из которых половину составляли латыши, включая 15.000 бывших солдат 15-й латышской дивизии [войск СС] и других частей[1322], сдавшихся англичанам или американцам, оказались в западной [оккупационной] зоне Германии. Преследуемые германскими и русскими ВМФ и ВВС, несколько тысяч из них нашли свою могилу в водах Балтийского моря, тогда как 30.000 прибалтов бежали в Швецию»[1323].

Сразу же отметим, что немцам в общем-то было незачем топить суда с беженцами из Прибалтики, даже если те направлялись не в Германию, а в Швецию. У гитлеровских люфтваффе и кригсмарине и без того хватало трудностей с горючим — настолько, что немецкая авиация в последние месяцы войны оказалась практически бесполезной. Более того, немцы по возможности старались спасти «ценные кадры» из числа коллаборационистов. Многие из них после бегства из Курляндии скопились в устье Вислы под Штеттином (Щецином), ожидая эвакуации в западные районы Германии. Вот что пишет о них бывший обер-лейтенант немецкого 35-го танкового полка Ханс Шойфлер:

«…Несколько в стороне от „простого народа“ расположились высокомерные господа из Ревеля и Риги в тяжелых меховых шубах, которые благополучно устроились со своими тяжелыми ящиками и дорожными чемоданами. Они то и дело ссорились со своими бывшими батраками, которые, учитывая изменившуюся социальную структуру, не очень-то повиновались им…»[1324]

Но вернемся на землю Латвии…

«В реоккупированных прибалтийских странах, — продолжает профессор Швабе, — русские интернировали все гражданское население в так называемые „фильтрационные лагеря“. Там они содержались месяцами, пока их не депортировали, не записывали в Красную армию или не освобождали временно. Русская фильтрация была особенно жестокой в Курляндии[1325]; все жители старше 12 лет подвергались длительным допросам, а затем все высылались в Сибирь. Из 60.000 жителей одной только Лиепаи в Россию было отправлено 70 грузовиков (по 80 латышей в каждом)[1326]. Около 50 % латвийских граждан, проживавших в небольшом городке Слока, известном своей бумажной промышленностью, и практически полностью состоявших из рабочих, были депортированы.

Фильтрационные комиссии в 1944–1945 гг. выслали из прибалтийских стран от 400 до 500 тысяч жителей. Согласно неофициальным данным от 3 до 5 тысяч прибалтов депортировались каждый месяц из каждой из прибалтийских стран.

Эти страны были очищены от своего населения формально легальным путем: с помощью направлений на работу, так как каждое министерство в Москве имело право затребовать рабочую силу от „братских республик“ — для строительства дорог, работы на шахтах и стройках — и могло призывать мужчин до 64 лет и женщин до 55 лет.

С той же целью дети „кулаков“ в возрасте 14–17 лет набирались для обучения на специальные фабрики и в школы рабочего резерва, а после получения квалификации посылались в Россию. Каждые 100 сельских жителей (в возрасте от 14 до 55 лет) обязаны были выделить для трудовой повинности двух