— То несколько дней сидеть не сможешь, — я откашливаюсь, к щекам приливает жар. — Да, это было неподобающе с моей стороны.

— Но мне это тоже понравилось, — тихо говорит она. — Я чуть не выронила телефон, настолько возбудилась. Мне казалось, что если бы я запустила руки в свои трусики в тот момент, то кончила бы с фейерверками.

Кровь шумит в моих ушах. Я не хочу причинять Уилле боль. Более того, эта идея мне в принципе ненавистна. Просто мне нравится мысль о том, чтобы действовать интенсивно. Крепко держать её и жёстко трахать, потому что это выражает то, какие чувства она во мне будит, как глубоко мне хочется соединиться с ней и с её телом. И да, я могу признать, что какая-то первобытная часть меня заводится, шлёпая Уиллу по её прекрасной заднице и видя, что её это возбуждает.

Но как я могу делать это, когда я не в силах хорошо её слышать? Я ни капельки не был грубым, потому что не уверен, что могу сделать это безопасно. Что, если я не услышу, как Уилла говорит «нет»? Что, если я упущу какой-то тихий признак того, что я причиняю ей боль или дискомфорт?

Я смотрю на клубнику и медленно помешиваю её.

— До того… до того, как всё изменилось, я бы целиком и полностью с тобой согласился, Солнце. Но я не знаю, смогу ли сделать это сейчас.

Она кладёт книгу и тянется к моей ладони. Я машинально даю ей руку и смотрю, как её небольшая ладошка обхватывает мою, насколько это возможно.

— Можешь выключить плиту?

Моё нутро скручивает.

— Зачем?

Уилла смущённо улыбается и отпускает мои пальцы.

— Я хочу кое-что попробовать. Ужин может немножко подождать.

Я поворачиваю ручку конфорки и обхожу кухонный островок. Уилла снова берёт меня за руку и ведёт мимо столовой в гостиную. Прошлым вечером я показал ей, как разводить огонь, и она снова развела очаг. Перед потрескивающим пламенем лежит море одеял.

Моё нутро сжимается ещё сильнее.

— Что это?

Уилла сжимает мою ладонь, затем подносит к своим губам для поцелуя.

— Подожди.

Шагнув к книжному шкафу, она вытаскивает зеркало — я его узнаю, оно находилось в одной из спален. Это большой прямоугольник, который обычно прислонялся к стене и служил зеркалом в полный рост. Уилла аккуратно волочит его, подстелив под низ одеяло. Затем наклоняет его и прислоняет к краю дивана.

Она оборачивается и улыбается мне.

— Надеюсь, наблюдение за процессом тебя возбуждает. Это моё решение проблемы. Ты будешь смотреть. И сможешь читать по моим губам.

Я зажимаю свой рот рукой и кусаю ладонь. Я абсурдно близок к тому, чтобы расплакаться.

— Боже, Уилла.

Она спешит ко мне.

— Что такое? Я… это плохо? Это…

Я резко дёргаю её к себе и грубо целую. С языком, с собственничеством. Я прикусываю краешек её губы.

— Нет. Не плохо. Ты просто… всегда так естественно воспринимала меня. Принимала таким, какой я есть.

Уилла хмурится.

— А что ещё я должна была делать, Райдер? Я люблю тебя таким, какой ты есть. Естественно, я принимаю тебя таким, какой ты есть. Совсем как ты принял меня.

У меня вырывается прерывистый вздох, и я снова прижимаю её к себе.

— Может, это потому что ты встретила меня уже таким, но ты первая, кто просто приспособился. Кто не воспринял всерьёз мою тихую ворчливость. Ты протолкнулась сквозь всё это и вела себя так, будто мы просто два человека, которые вместе.

— Потому что мы ими и были. И есть, — Уилла целует меня в грудь. — Неужели так произошло с твоей семьей? С другими твоими друзьями?

Я киваю.

— Это моя вина. Я закрылся. Не упростил им эту задачу.

— Мне очень жаль, Райдер, — шепчет она. — Но знаешь, что? Ты не упростил им задачу, потому что тебе самому было непросто, и это можно понять, — её тёплое дыхание щекочет мою грудь, когда она переплетает руки за моей шеей и притягивает меня для поцелуя.

Я улыбаюсь в её губы.

— Солнце. Бл*дь, я просто зависим от тебя, — рычу я, целуя её. — Боже, я тебя так люблю, что это даже пугает.

— Райдер, — её голос срывается, и она дёргает мою рубашку, расстёгивая пуговки как одержимая. — Пожалуйста. Сейчас.

— Скажи мне, — я тоже занимаюсь её пуговицами.

— Ты мой, и я люблю тебя, — рычит она в ответ, притягивая меня для грубого поцелуя. — Навеки. Похрен мне, кто что скажет и что принесёт жизнь. Ты мой.

В моём теле полыхает жар. Я сдёргиваю рубашку Уиллы с её тела и наблюдаю, как отсветы пламени озаряют все её великолепные изгибы. Она дёргает мою рубашку, и я помогаю ей, стаскивая ткань через голову и швыряя в сторону. Встав на колени, она стягивает с меня спортивные штаны и боксёры и берёт меня глубоко в рот. Мои ладони опускаются на её голову, пока она ласкает меня и лижет чувствительную головку. Боже, это так приятно, но я кончу слишком быстро, если она продолжит в таком темпе.

— Остановись, — мой голос звучит низко. Грубо.

Уилла дрожит, вставая и обвивая руками мою шею. Я подхватываю её и крепко прижимаю к себе, глубоко целуя. Подойдя к одеялам, я укладываю её и провожу руками по её рёбрам, целуя эту прекрасную шелковистую кожу. Я лижу её, пробую на вкус. Мягкие, размеренные поглаживания, дразнящие поцелуи и укусы. Я хочу взять её более жёстко, но мне никак не удастся сделать это комфортно, если не расслабить её тело и не подарить ей оргазм. К тому же, я люблю доводить её до разрядки. Никогда не привыкну к тому, как это безумно горячо — чувствовать, как она кончает от моего рта, пальцев, члена.

Всего три дня, а я уже точно знаю, как быстро довести её до предела. Я лижу, посасываю, сгибаю пальцы и смотрю, как Уилла трясётся от быстрой и мощной разрядки, посылающей румянец по её груди и горлу.

Я медленно целую её, дразняще покусываю, затем снова лижу, поднимаясь выше по её телу. Затем я резко переворачиваю её и слышу, как она ахает. Это последний полноценный звук, который я услышу до того, как мы закончим. Я отсоединяю передатчики и процессоры и кладу их на журнальный столик. Повернувшись обратно к Уилле, я хватаю её бёдра и приподнимаю их. Наши глаза встречаются в зеркале, и я мог бы кончить