между общественными благами и другими показателями коллективного строительства режима, с одной стороны, и ростом материального уровня жизни в фокусные периоды, с другой, в то время как менее коллективные политии имели тенденцию к застою или даже упадку (Приложение B, раздел 11). Фактически анализ показал, что при значениях общественных благ 19 и более (верхняя треть) в 75 % случаев наблюдался рост уровня жизни.

Характер причинно-следственной связи между коллективными действиями и материальным уровнем жизни определить нелегко, поскольку, как и в случае с другими переменными, рассматриваемыми в данном разделе, причинно-следственная связь носит круговой и сложный характер и включает в себя множество переменных, помимо коллективных действий. Однако не исключено, что общественные блага и коллективные фискальные стратегии сыграли определенную причинную роль. Например, домохозяйства могли быть готовы инвестировать в более дорогое жилье, если их положение - сельское или городское - улучшилось с точки зрения борьбы с наводнениями, противопожарной защиты, поддержания общественного порядка и регистрации собственности, что спровоцировало бы появление рынка земли. Кроме того, укрепление общественного порядка и хорошо управляемые рынки будут стимулировать участие в коммерческой деятельности и тем самым создавать новые источники богатства и возможности для потребления большего числа категорий товаров. Интересно отметить еще один набор положительных корреляций, связывающих коллективные действия и материальный уровень жизни с увеличением численности населения, ростом урбанизации и ростом численности населения. К последним переменным я обращаюсь далее.

 

Численность населения, рост численности населения и города

Идея о том, что коллективные действия будут более успешными в условиях малых групп, является общепринятой, но редко исследуемой. Классические Афины часто приводят в качестве примера преимуществ малого масштаба для достижения высокого уровня сотрудничества в досовременном государстве, где граждане могли принимать непосредственное участие в демократическом процессе, основанном на широком участии. Однако анализ данных сравнительной выборки дал неожиданный результат: существует сильная положительная корреляция между коллективными действиями, общей численностью населения полиса и ростом населения в фокусный период (Приложение В, раздел 12). Эти результаты особенно сильны, когда численность населения коррелирует с общественными благами как косвенным показателем коллективных действий.

Чтобы интерпретировать эти интересные и, возможно, контринтуитивные статистические результаты, я начну с того, что, хотя афинский полис рассматриваемого периода находился ниже средних значений численности населения по выборке, он отнюдь не был самым маленьким: население Аттики составляло 100 000 человек (граждане и их семьи) и около 290 000 человек (считая неграждан) на площади 2500 квадратных километров. Можно ли сравнительно небольшим размером объяснить высокий результат Афин по показателям коллективных действий? Я предполагаю, что нет, масштаб не будет полным объяснением, потому что в выборке есть много полисов примерно такого же размера или меньше с меньшим проявлением коллективных действий. На самом деле, что также противоречит гипотезе, связывающей коллективные действия с малым масштабом, за редким исключением самые маленькие государства имеют тенденцию получать ниже среднего значения по показателям кооперативности. Более того, многие из них характеризуются сегментарными формами организации, в которых центральная элита лишь слабо связана со второстепенными должностными лицами и местными общинами, несмотря на малый масштаб. Хотя внутри этой небольшой подвыборки наблюдаются различия, в целом в полисах, составляющих нижний квартиль по численности населения, то есть менее 170 000 человек, я обнаружил, что (1) показатели коллективных действий ниже, со средним значением общего числа коллективных действий 12.4, в то время как среднее значение для полисов в верхнем квартиле составляет 21; (2) в пяти из восьми обществ меньшего масштаба наблюдались серьезные внутрипериодные политические потрясения с негативными последствиями для простолюдинов, обычно связанные с династическими наследственными спорами или войнами между фракциями, конкурирующими за власть (Приложение B, раздел 13); и (3) существует мало свидетельств повышения материального уровня жизни простолюдинов в рассматриваемые периоды. Последнее верно даже несмотря на то, что некоторые из этих полисов были периферийными аутсайдерами, подключенными к более крупным сетям мировой системы в качестве коммерческих поставщиков сырья, потребляемого в отдаленных основных регионах Европы или других стран. Эти связи с мировой системой способствовали росту экономической активности, но, как правило, препятствовали коллективным действиям, поскольку давали правящей элите возможность контролировать торговлю или облагать ее налогами в качестве внешнего источника дохода. Более того, внешние связи часто по-разному увеличивали богатство влиятельных купеческих групп, включая в некоторых случаях иностранных или "чужих" купцов, и землевладельцев, как в примерах Бали и Англии периода до 1500 года, описанных ранее.

Еще одна демографическая проблема, которую я отметил в небольших полисах, - это тенденция к высокому уровню ухода (простолюдины "голосуют ногами"), что вполне объяснимо, если простолюдины не имели экономических возможностей и права голоса, имели низкий социальный статус в автократической политической системе и часто подвергались политическим потрясениям или другим источникам социальных беспорядков. На тенденцию к уходу может указывать тот факт, что в шести из восьми обществ меньшего масштаба руководство было обеспокоено нехваткой рабочей силы; в некоторых случаях ощущаемая нехватка приводила к войнам с другими полисами, направленным на захват рабочей силы. Воспринимаемая нехватка рабочей силы также привела к социальным и культурным изменениям, несовместимым с последствиями коллективных действий. Я имею в виду то, что экономические антропологи называют политическими экономиками "богатства в людях". В этих обществах, наиболее заметных в Африке к югу от Сахары и Юго-Восточной Азии, общая плотность населения оставалась относительно низкой, в то время как земли было в достатке. В результате построение государства основывалось на контроле над людьми в той же степени, что и над землей, и, соответственно, богатство, как правило, исчислялось в людях. Такая ситуация привела к развитию различных местных социальных конвенций, определяющих характер прав на людей и их труд, таких как арендаторство, крепостное право, отношения "патрон-клиент" и рабство.

Помимо общих больших размеров и роста населения, связанных с более коллективными политиями, существует также статистическая связь между коллективными действиями и относительным ростом городского населения. Последний показатель был сравнительно измерен путем изучения численности населения главных центров и развития иерархии густонаселенных городов и поселков, соединяющих сельские районы с главными политическими и торговыми центрами (Приложение B, раздел 14). Причинные силы, способствующие эпизодам городского роста, многочисленны и сложны, но можно утверждать, что коллективные действия вовлечены в коактивный причинный процесс. Следует отметить, что при анализе этой переменной я делаю акцент на тех обществах, где рост городов отражал в основном решения отдельных домохозяйств о проживании, в отличие от облигатного урбанизма, в котором города планировались, строились и заселялись благодаря политике высокоцентрализованных государств. Города последнего типа были основаны в Перу времен инков, в Древнем Египте и, в некоторой степени, в