Шрифт:
Закладка:
ветер – мужского рода
как гром и луч
а метель (невиданная мною)
и изморозь (знакомая моя)
а также морось (просто снег с дождем)
и буря – женского все рода
как лампа или стол
как слово «слово» в испанском языке
а также «авокадо» но «лето» – нет
как и «зима» она мужского рода
и «осень» – он по-нашему
но ведь весна – она
зато землетрясенье – он
как татуировка и родинка
а веснушка – она
как рана и дождевая капля
но капельница – он
а ноготь рода женского
мужского – кусачки для ногтей
но жестянка – она
а нож консервный – он
как и нога или пинок
но женского – ночь и полночь
зато мужского – день и полдень
а тень – она но солнце – он
и тело и пространство
однако женского рука и блузка
зато нога ведь – он
ботинка след – она
желание – мужского рода
довольно игрищ со словами
мое желанье – больше не играть
впредь не играть словами
желание одно – словами
отныне не играть
– Оно мне очень нравится, – сказал Гонсало.
– Правда?
– Ага.
Гонсало принялся нахваливать достоинства стихотворения так, будто его сочинил другой автор, отсутствующее третье лицо, поэт, которым оба они восхищаются. Висенте с облегчением улыбнулся, но попросил проанализировать конкретные строки, указать, что ему не нравится и что было бы лучше изменить.
– Как ты считаешь, стоит послать его американке или нет? – спросил вдруг Висенте.
– Конечно, – сказал Гонсало.
– Мне все еще кажется, что стихотворение слабовато, оно мне не нравится. То есть не хочу я так писать.
– Так – это как же?
– Ну, всякие там любовные поэмы.
– А какие хочешь?
– Серьезные стихотворения, честные, вынуждающие меняться меня самого, такие, чтобы они преображали меня. Понимаешь?
– Ну да.
– Поэтому лучше не отправлять ей это.
– Нет, отправь. Но если считаешь, что мое мнение может тебе помочь, я готов вместе перечитать его и отредактировать. В любой день по твоему выбору. И мы можем почитать других поэтов и обсудить что-нибудь.
– И ты прочтешь мне свои новые стихи, – добавил Висенте.
– Я намерен вернуться к поэзии исключительно для того, чтобы было что тебе показать, – пообещал Гонсало.
– Постарайся написать хорошие.
– А если получатся плохие, ты скажешь мне об этом.
– Идет, – согласился Висенте.
Была почти полночь, уже никто не смотрел футбол; официант включил музыку громче – звучало что-то в стиле реггетон[64], – и Гонсало с Висенте пришлось повышать голос, чтобы продолжить разговор. Они прекрасно проводили время, смеялись до упаду, не задумываясь о том, что ждет их дальше, – сейчас им это было безразлично. И мне неизвестно: быть может, Гонсало, вдохновившись, вновь примется за стихи, снова станет чилийским поэтом. А может, Гонсало и Висенте подружатся, будут время от времени встречаться, чтобы потолковать о поэзии. Или Висенте отправится в путешествие на поиски Прю или кого-то другого и никогда не вернется домой. Или останется в Сантьяго навсегда, как и Гонсало, и они будут встречаться, или рассорятся и потеряют друг друга из виду, и снова не будут видеться неделями, в течение двадцати лет, а то и никогда. Быть может, иногда они будут встречаться, этак раз в два года или случайно – на презентациях книг, на митингах, концертах, в аудиториях; их встречи будут неловкими и немного грустными, пока они внезапно просто не перестанут здороваться друг с другом.
Надеюсь, они все-таки не упустят друг друга из виду, что соответствует счастливому финалу повествования, и мне даже хочется продолжать писать о них, пока я не настрочу тысячу страниц, дабы убедиться: минимум на тысяче страниц Гонсало и Висенте не расстались окончательно. Хотя это означало бы вынесение им приговора, лишение права выбора судьбы и воли, поскольку вполне вероятно, что они хотят перестать видеться, что для одного из них, наверное, для Висенте, или для обоих, это и есть наилучший выход.
Ни я, ни кто-то другой никогда этого не узнаем, потому что все заканчивается здесь, и заканчивается по-доброму, как во многих любимых нами книгах, если бы мы предусмотрительно вырвали из них последние страницы. Мир разваливается на части и всегда все летит к чертям, и почти постоянно мы причиняем боль своим близким, которых любим, или они нестерпимо ранят нас. Кажется, нет никаких оснований надеяться на лучшее, однако, по крайней мере, эта история завершается хорошо здесь и сейчас, сценой встречи двух чилийских поэтов, которые смотрят друг другу в глаза и посмеиваются. Им не хочется покидать бар, и они заказывают еще по кружке пива.
г. Мехико, 21 февраля 2019 г.
Примечания
1
Здесь: «Я теряю терпение»; дословно – религию. (Прим. перев.)
2
«Я ласкаю себя». (Прим. перев.)
3
Старшая дочь бывшего диктатора Чили Аугусто Пиночета. (Прим. перев.)
4
Роберто Себастьян Матта – выдающийся чилийский художник-сюрреалист, лидер латиноамериканского арт-авангарда. (Прим. ред.)
5
Известная гравюра на дереве японского художника Кацусики Хокусая. (Прим. перев.)
6
Популярная книга Уэйна Дайера по оказанию самопомощи. (Прим. перев.)
7
Чилийская актриса и театральный режиссер итальянского происхождения. (Прим. ред.)
8
Чилийская актриса польского происхождения, известная также как Кэтти Ко. (Прим. ред.)
9
Музыкальный стиль и танец Доминиканской Республики. (Прим. перев.)
10
Крепкий алкогольный напиток, разновидность бренди. Популярен в Чили и Перу. (Прим. ред.)
11
Висента – женское имя, Висенте – мужское. (Прим. перев.)
12
Национальное блюдо Перу из свежей сырой рыбы. (Прим. перев.)
13
Сальвадорский поэт-коммунист. (Прим. перев.)
14
Padrastro. (Прим. ред.)
15
Традиционный в Чили рождественский алкогольный напиток. (Прим. перев.)
16
В переводе – «оберег». (Прим. перев.)
17
Популярная аргентинская певица и актриса. (Прим. ред.)
18
Жирдяй. (Прим. перев.)
19
Древняя китайская головоломка, состоящая из семи плоских фигур, которые складывают определенным образом для получения другой фигуры. (Прим. ред.)
20
«Facebook/Instagram» – проект Meta Platforms Inc., деятельность которой в России запрещена.
21
На испанском – «лев». (Прим. перев.)
22
Роберто Боланьо Авалос (1953–2003) –
