Вопрос — быть или не быть — стоял ребром.

Он встал и прошелся по кунгу машины. Постучал по окошку радиста. Выглянул майор Фаталиев, пытавшийся наладить связь со штабом 703 бригады, где находился Начальник Генерального штаба. Одного взгляда на Фаталиева стало понятно, что ему не удалось сделать этого.

— Ну, что брат, тишина? — спросил он майора, прекрасно понимая, каков будет ответ. Нет, так нет, Да не смотри ты на меня, как солдат на вошь, Фаталиев. Ты вот что, продолжай вызывать, может, кто и ответит, а экипаж пускай сворачивается. Я пойду к бойцам, надо решать, что делать.

Спрыгнув с машины, он подошел к лежачим на снегу трупам офицеров.

Прикрытые простынями они напоминали застывшие статуи. Он опустился на колени и стал шепотом читать молитву.

Великий Аллах,

Дай мне мужества, и стойкости,

Дай рукам моим силу, голове разум,

Помоги мне спасти моих солдат,

Придать земле шахидов наших.

Прочитав молитву, и облегчив душу, он встал и спокойно пошел к столпившимся у последних домов отрядам.

— Неуверенность в приказе рождает еще большую неуверенность в исполнении, — как клятву повторял полковник про себя, обретая уверенность и спокойствие. Ночь перевалила середину своего пути и катилась к рассвету. Холодный воздух, пришедший с гор, пробирал до костей. Где-то в начале деревни ухнул очередной снаряд. Крики армянских солдат, прочесывающих деревню, уже слышались неподалеку.

Гул стоял среди столпившихся, многие курили, спрятав окурки в рукава. Подходя к ним, полковник услышал, как чей-то голос натружено хрипел:

— Он, наверно, хочет всех погубить.

— Может шлепнуть его, да и дело с концом — кто-то подсказывал оратору, но разобрать, кто, было невозможно.

— Надо уходить в горы, сами пробьемся и спасемся, иначе смерть всем. Торопит всех тот же голос.

Полковник, отталкивая бойцов, прошел в середину.

— А раненых куда, — вмешался кто-то в разговор, — армянам оставите, да?

— Как же армянам, ты, что с ума сошел, — загудела толпа. Полковник всех предаст, вот увидите, он тоже нас бросит и вырвется отсюда, а мы все сдохнем здесь, — не унимался провокатор.

— Эй, послушай, ты, командира не трогай, он хоть молодой, а воюет, дай бог каждому. Я о нем еще в Агдаме слышал. Он и мертвых не бросит, и живых выведет, это точно, вам говорю. Там в Агдаме на него солдаты молились и все хотели воевать только в его бригаде. Это точно, раздавались голоса со всех сторон.

Не обращая внимания на галдящих, полковник, выйдя на середину столпившихся бойцов, приказал — прошу выйти вперед командиров отрядов. Он помолчал и добавил, — и тем, кто их заменил. Сквозь ряды стоящих проталкиваясь, вышли вперед несколько человек.

— Остальным, — голос полковника стал, тверже стали, — отойти на пять шагов и построиться. Все зашевелись, голоса постепенно стихли, хотя в задних рядах кто-то продолжал свои возмущения.

«Сомнения в успехе должны всячески пресекаться командиром. Он никогда не должен давать понять подчиненным, в какой степени их мнения могут быть отражены в его решении, ибо это значило бы, что командир перекладывает на них часть своей ответственности и заимствует у них наиболее важные мысли.

Любой приказ должен убедить подчиненных в том, что начальник — руководит боем, а не бросил поводья, как плохой всадник» — так его учили в академии, а потом и на протяжении всей воинской службы.

Вот теперь, стоя перед своими солдатами, он как можно спокойнее, но так, чтобы его слышали собравшиеся бойцы, полковник обратился к ним.

— Мы с вами, — он сделал ударение на последнем слове, немного помолчал и снова повторил, — да именно с вами, сделали все, что возможно. Но враг силен, а помощи нам ждать неоткуда. Вот уже десять дней, как противник хочет уничтожить нас, но этого ему не удается, благодаря вашему мужеству и отваге. Своими действиями, мы дали возможность нашим войскам занять крепкую оборону на подступах к Агдаря.

Братья наши сложили головы, — он повернулся и показал на лежавших, на снегу, — Аллах рахмят элясин. — он ритуально провел ладонями по лицу. Стоящие повторили за ним ритуал мусульман по погибшим и слова молитвы.

— Наступил тот момент, когда каждый из нас должен решить, как ему поступить дальше. Остаться в строю или пробиваться к своим, полагаясь только на себя и свои силы. Мы можем спастись, если пойдем через горы Муров-даг, — он сделал паузу, давая время осмыслить сказанное, — но не всем улыбнется судьба, и они обнимут своих родных и близки. Толпа снова загудела.

— Почему, что значит всем не прорваться, говори, — требовали стоящие солдаты

в строю, под разрывами артиллерийских снарядов противника.

— Все очень просто, — полковник не стал больше испытывать их терпение. Чтобы попасть на перевал, нам надо пройти 20 километров по глубокому снегу. Перейти Агдабан и подняться на Муров-даг. Снег там глубиной до двух метров. Через час многие из вас устанут. Сначала вы бросите лишние вещи, еще через час, ваше оружие окажется в снегу, так как тащить вы его больше не захотите, — полковник раскрывал перед ними все трудности, будто читал с листа развитие событий. Еще через час кто-то предложит вам сделать привал, и вы сядете на снег, но подняться уже не сможете. Горы возьмут ваши оставшиеся силы и не пустят вас. Они будут звать вас остаться, потому что это наша земля и земля наших предков. Но если мы все вместе решим прорываться, и возьмем с собой наших погибших и раненых товарищей, тогда горы сами помогут нам вырваться из окружения и снова вернуться сюда в эти края, уничтожив всех, кто встанет на нашем пути, кто пришел на нашу землю с огнем и оружием.

Полковник замолчал, переведя дыхание. Молчали и бойцы.

Сделав паузу, он снова продолжил:

— Только вместе и только выполняя все приказы своих командиров, мы прорвем кольцо окружения и выйдем к своим. Так что решайте, как быть. Я даю вам право самим решить, как поступить в такой обстановке. Ваше решение будет только вашим решением, и никто не будет вас останавливать. Тех, кто решит остаться и сражаться плечом к плечу со мной, я жду у штабной машины.

Был такой великий боец на Кубе Че Гевара, который говорил:

«Никогда не принимай бой там и тогда, где и когда этого хочет противник», — запомните это. После этих слов, он повернулся и молча пошел к штабу. Толпа провожала его гробовой тишиной. Порывы ветра прошлись среди собравшихся солдат, торопя их с принятием решения.

Похолодало. Мороз стал крепчать. Деревья потрескивали кронами.

Разрывы вражеских снарядов подсказывали ему, что время не