Дав несколько секунд на обдумывание, спокойно продолжаю:

— Денег на обучение у меня нет. Совсем.

Тут учителя начинают смеяться. Ну ясно, девочка — обычная дура. Сумасшедшая, честное слово. Зачем нас собрали, господин директор. Что это за цирк, прости господи?

— Но у меня есть нечто другое, более ценное, чем деньги. И именно этим я собираюсь заплатить за обучение, — говорю я, и смешки с шуточками прекращаются. — Что именно, я поясню позже. Ещё из плохого: у меня не закончилась подростковая мутация голоса, и петь я пока не могу. Врач запрещает. Так же я совершенно не умею танцевать, поэтому мне придётся начинать обучение буквально с нуля. Из-за амнезии я забыла всю корейскую литературу и почти всю корейскую — да и мировую — историю. С прочими предметами чуть получше. Успела кое-что прочесть, а память у меня, как я уже говорила, хорошая. Видимо, в результате амнезии в голове появилось много свободного места.

— Господин директор, это что, шутка такая? — возмущённо поднимается, кажется, учительница корейской литературы. — Я не понимаю, зачем мы выслушиваем эту, простите, инвалидку? Каким образом она собирается с таким багажом знаний, вернее, с отсутствием такового, учится в одной из лучших школ нашей страны?

Директор с неприязнью смотрит на меня и не знает, что сказать. Видимо, клянёт сейчас себя последними словами за то, что поддался на мои настойчивые уговоры.

— Девочка, а у тебя вообще в голове что-нибудь после той аварии осталось? Ну, кроме пустого места, неслыханной наглости и ничем не подтверждённой самоуверенности? — спрашивает заместитель директора.

Учитель танцев насмешливо хрюкает.

— Представьте себе, кое-что осталось. И позвольте, я всё-таки продолжу, — говорю я спокойно. — До этого были минусы, теперь пойдут плюсы. Я уже упоминала, что после аварии получила некоторые способности. Так вот: кроме родного корейского я знаю в совершенстве семь языков. Да-да, я не ошиблась. Я свободно говорю на английском, на японском, на французском, на итальянском, на испанском, немецком и русском. Чтобы не быть голословной, вот подтверждение, — я достаю из непрозрачного пластикового файла все семь золотых сертификатов и аккуратно выкладываю их перед собой на стол.

До чего же приятно наблюдать, как насмешливое и даже слегка брезгливое выражение на учительских физиономиях сменяется на удивлённо-ошарашенное.

— Холь! — восклицает учитель математики. — Все не ниже девятисот девяноста баллов! А английский вообще 999! Первый раз в жизни вижу такое! Как это возможно?

На лицо директора постепенно возвращается здоровый румянец.

— ЮнМи-ян, — интересуется заместитель, — скажи, зачем тебе в таком случае школа искусств? Почему ты не хочешь поступить, например в университет Инхва, на факультет иностранных языков? Тебя там приняли бы без экзаменов и с распростёртыми объятиями. Ты ведь одна можешь заменить целую бригаду переводчиков.

— Господин ДонХе, во-первых, зачем мне учиться на переводчика, если я уже свободно говорю на семи языках? А во-вторых, я не хочу работать переводчиком. На мой взгляд, это несомненно нужная профессия, но очень скучная.

— Скучная? — удивлённо восклицает учительница японского языка.

— Да, сонсэнним, для меня скучная. Всю жизнь пересказывать и повторять чужие слова, что в этом хорошего? Месяц назад мне довелось поработать на международной конференции на острове Чеджу… Утомительный и абсолютно нетворческий род деятельности. А я хочу создавать что-нибудь своё. Музыку, например, или тексты песен. Вот это действительно интересное и увлекательное занятие. И разве не этому обучают в вашей школе?

— Ты говорила, что у тебя есть что-то более ценное, чем деньги, — подаёт голос учитель танцев, смотрящий на меня уже без прежней насмешки. — Не хочешь наконец рассказать нам, что ты имела в виду?

— С удовольствием, сонсэнним, — говорю я и извлекаю из файла очередную пачку листов. — У меня абсолютный музыкальный слух. Что, кстати, очень легко проверить. Так же я знаю нотную грамоту и умею играть "с листа".

— Прости, на чём именно ты умеешь играть? — спрашивает учитель музыки.

— Пока только на гитаре и синтезаторе. У меня дома стоит професииональный синтезатор "King Korg", мне повезло купить его на распродаже. Если позволите, я чуть позже что-нибудь для вас сыграю, — оглядываюсь я на стоящий на сцене рояль. — Кроме того я сама сочиняю музыку. Как классические произведения для скрипки и фортепьяно, так и песни для эстрады.

В наступившей тишине слышно даже, как на стене тикают часы.

— Теперь о главном. Вот здесь, — я показывают пачку листов, — написанные мною музыкальные произведения. Три классические пьесы и две поп-песни. Ноты, тексты, аранжировка. Зарегистрированные по всем правилам с подтверждением моих авторских прав. Для чего это? Я знаю, что в школе есть своя вокально-инструментальная группа. Это так?

— Да, есть. Называется "Am-kiss".

— У меня к школе имеется следующее предложение. Я отдаю вашей группе вот эти две песни, помогаю их разучить и записать. И если к началу учебного года они не попадут на верхние строчки хотя бы основных корейских чартов, будем считать, что я недостойна обучаться в вашей школе. Вы в любом случае ничего не теряете, а у меня появляется шанс.

— Ты настолько в себе уверена?

— Оступать мне всё равно некуда. И да — в своих произведениях я уверена. Классические же пьесы вы можете отдать для исполнения вашим самым талантливым ученикам. В них я тоже уверена. Другое дело, что классика, к превеликому сожалению, редко попадает в чарты. Давайте, я вас что-нибудь сыграю из своего. Можно?

Там же час спустя.

ЮнМи уже ушла, учителя всё ещё бурно обсуждают талантливую девочку.

— Она говорит по-японски, как японка.

— А по-английски, как уроженка Лондона.

— Господи, как можно было за полгода так научиться играть на рояле? Это уму непостижимо! А какая у неё техника! Что я могу дать такой ученице? Разве что с голосом помочь, когда он у неё наконец установится.

— Предвижу проблемы, господа. Трудно с ней будет. Мэу конбанджин соньё. (Очень дерзкая девчонка).

— Я бы уточнила — чрезвычайно самоуверенная. Ни капли скромности. Словно она банан.

— Не забывайте про амнезию. Она утратила все социальные навыки.

— Господин ДжуБон, вот именно поэтому сердечно вас прошу обращаться с ней бережно. Ваши всем известные методы к такому подростку категорически неприменимы.

— Посмотрим. Но ничего не обещаю. Иногда хорошая порка творит