Задираю голову, глядя на рыхлые тучи. Они уже начинают менять угрюмо-серый цвет на пока ещё тусклые, но нежные оттенки заката. Снова. Моя жизнь разлетается на куски под алыми небесами…

Вдруг на втором этаже здания раздаётся грохот, заглушая зловещий вой собаки. Времени на сомнения не остаётся. Срываюсь с места, полностью забывая о собственной безопасности. Влетаю в фойе. Темно, хоть глаз выколи! Пахнет сыростью. Повсюду обломки мебели, битое стекло, строительный мусор. Но я отлично помню планировку, поэтому без труда нахожу лестницу и поднимаюсь на нужный этаж.

Передо мной длинный коридор: левая его часть – стеклянные перегородки, правая – глухая стена, прямо по курсу помещение, некогда служившее одновременно и переговорной, и кабинетом отца. Дверь приоткрыта, из небольшой щели льётся тусклый свет – я на месте.

Достаю пистолет, снимаю с предохранителя и, не мешкая, врываюсь внутрь. Вижу Пак Бён Хо, склонившегося над… Машей? Это она на стуле? Что он с ней делает?!

Не успевая подумать даже о том, почему меня никто не останавливает, бросаюсь на старика, хватаю его за шиворот и отбрасываю в сторону, мгновенно оказываясь рядом, нависая исполненной яростью тучей. Стрелять не буду, забью ублюдка до смерти! К чему без зазрения совести и приступаю, со всей силы вмазывая в дряхлую челюсть кулаком.

Слышу крик! Женский крик! Но слов не различаю – уши заложены белым шумом гнева. Убью сволочь! Собственными руками прикончу!

Внезапно в правый бок кто-то врезается, сбивая меня с ног. Пистолет вылетает из руки и исчезает в темноте, а я на мгновение теряюсь, потому что в этом жесте есть что-то до боли знакомое…

ТОЧНО! Тот самый приём, за который меня хвалил тренер школьной сборной по хоккею.

– Хён, успокойся! Мы пришли помочь! – сквозь гул в голове пробивается голос прижимающего меня к земле человека.

Дёргаюсь, распахиваю глаза, пытаясь понять кто инициировал захват – Со Хён… Он-то здесь откуда? Стоп! Как брат меня назвал?

– Что ты сказал? – хриплю, пытаясь выбраться из-под его тела.

– Мы пришли помочь, – повторяет Со Хён, чуть ослабляя хватку.

– Как ты меня назвал?! – Собрав всю силу в кулак, я таки сбрасываю с себя хубэ.

Его взгляд становится затравленным, виноватым. Брат поджимает губы и смотрит куда-то за моё плечо.

– Теперь можно… – раздаётся позади старческий сип Пака.

– Хён, – теперь уже более уверенно повторяет малой, вытягивая вверх руку, на запястье которой я вижу парный браслет дружбы, тот самый! – Я знаю, кто ты. Я всё знаю, брат…

Меня будто посадили внутрь огромного медного колокола, а после как следует вдарили по тому колотушкой.

– Что?.. – только и могу вымолвить, а затем окончательно отпихиваю от себя Со Хёна и поднимаюсь на ноги.

Тошнит. Шатает из стороны в сторону. Ничего не понимаю… Какого чёрта происходит? Выходит, Со Хён на стороне врага? Нет! Не могу об этом думать сейчас. Не хочу. Нужно скорее… что? Зачем я вообще здесь?..

Мутный взгляд, рыщущий по тёмному пространству, улавливает хрупкую фигурку на стуле. Маша… По инерции иду к ней, спотыкаясь о какие-то обломки. Девушка связана. Смотрит на меня испуганно, что-то бормочет, то ли на русском, то ли на английском, а может, и на корейском… В голове мешанина, не могу сконцентрироваться.

Молча наклоняюсь, пытаясь развязать девичьи руки, их пережимает нечто шёлковое. Галстук.

– Председатель меня спас, – без конца тараторит Соколова, от чего становится ещё хуже. – Со Джин, ты слышишь? Он пришёл…

– Помолчи, – глухо командую я, нервно дёргая за конец импровизированной «удавки».

– Ким Со Джин! – рассекает тишину голос председателя, что окончательно срывает мою предохранительную чеку.

Я резко выпрямляюсь и выбрасываю руку в сторону подонка, тыча в него указательным пальцем.

– Я. Сказал. Заткнись. Старый ублюдок! Что ты наплёл моему брату? А ты, – смотрю уже на Со Хёна, который всем своим видом показывает готовность защищать человека, превратившего нашу жизнь в ад.

Ладно, судя по всему, только мою жизнь, но сути это не меняет!

– Как ты можешь оставаться рядом с этим монстром, зная, что он сотворил?! Тебе не стыдно? Перед отцом, перед матерью!

– Мальчику не за что стыдиться. – Пак Бён Хо выходит вперёд, не давая брату ответить, в предостерегающем жесте кладя ладонь на его плечо.

Ничего не боится, упырь!

– А мне есть, – спокойно продолжает он, под скрип моих зубов, сжимающихся до судороги в челюсти. – Выслушай, а уж потом принимай решение. И я в свою очередь даю слово, что тоже покорно его приму …

– Решение? Оно останется неизменным! – ядовито усмехаюсь. – Может, тебе и удалось запудрить мозги моему младшему брату, но я здесь для того, чтобы…

– Убить меня? – перебивает Пак.

– Абоджи… – вклинивается Со Хён.

От его обращения к председателю по моему телу проходит мощный разряд гнева, подталкивающий вперёд. Даже не знаю, кому в данный момент хочется врезать сильнее – убийце родителей или брату, что предал их светлую память.

– Я не убивал твоих родных, – твёрдо заявляет Пак, вынуждая меня замереть на месте. – Но не скрою, что стал косвенной причиной случившегося. Если сможешь дослушать меня до конца, узнаешь правду.

– Правду? – злобно ухмыляюсь я. – Да вся империя Паков насквозь пропитана ложью! Нет! Я не стану! Не буду слушать!

– Со Джин! – неожиданно одновременно вскрикивают Со Хён и… Маша.

Я резко оборачиваюсь к девушке. Она бледная, как смерть, но в глазах решимость.

– Просто послушай… Меня привёз сюда не председатель, а Мин Хо. Потому что… – И голос девушки ломается.

Я вижу, как её плечи начинают дрожать. Но почему?

– Потому что… – снова произносит Соколова, однако теперь значительно тише, она не уверена, стоит ли говорить, сомневается…

– Потому, что первый наследник «Пак-Индастриал» – ты, Со Джин. Ты мой сын, мой первенец… – заканчивает за Марию Бён Хо, и под моими ногами разверзается пропасть, а грудная клетка сжимает сердце так сильно, что не могу сделать ни вдоха.

Бред! Что за чушь говорит этот старик?! Совсем из ума выжил? Постойте. Мне нужна секунда, чтобы вернуться в сознание. Нет! Тысяча секунд, миллион…

– Я несу этот крест долгие годы и заберу его с собой в могилу, – тем временем продолжает Пак. – Мы с твоей матерью познакомились задолго до того, как она встретила Джин Хёна. Со Ха была моей первой и единственной любовью. Я хотел жениться на ней, но, к сожалению, девушка из бедного района не отвечала требованиям моей семьи, а я был слишком труслив, чтобы пойти против воли отца. Вскоре родители организовали мне брак с наследницей конгломерата своих влиятельных партнёров. Узнав об этом, Со Ха бросила институт и уехала из Сеула. Я пытался её отыскать, но четно. И лишь спустя много лет, совершенно случайно, мы столкнулись на парковке спорткомплекса. Я забирал Мин Хо с занятий, а Со Ха пришла на один из твоих матчей. Тогда-то я и узнал, что она сбежала, будучи беременной на раннем сроке, сама ещё того не зная. И можно было оставить всё как есть, ведь мне удалось выяснить: девушка давно замужем, у тебя есть отец, не догадывающийся, что ты ему не родной, так как Со Ха, узнав про беременность, выскочила замуж практически за первого встречного, что в итоге обернулось удачей, ведь Джин Хён оказался хорошем парнем. Но мои чувства, моя одержимость этой женщиной победили голос разума. Я решил остаться рядом, пусть не мужем и даже не возлюбленным, но покровителем. Предложил Джин Хёну финансирование, купил для него это здание, полностью и безвозмездно передав права владения. Помог наладить бизнес. Ради Со Хи и тебя, Со Джин. Но всё тайное рано или поздно становится явным. Джин Хён узнал правду о нашем прошлом. Ему пришло анонимное письмо, полагаю, написанное моей бывшей женой, желающей отомстить за годы холодности и безразличия в браке. В тот роковой вечер он попросил приехать к вам в дом, я ещё не знал зачем. Ким был пьян. Мы крепко поругались, наговорили друг другу глупостей и бессмысленных угроз, которым ты стал свидетелем. После чего Джин Хён взял машину, собираясь уехать из города, а твоя мать решила его остановить. Я пытался ей помешать, но Со Ха сказала, что не хочет больше меня видеть, что ни дня не жалела о своём выборе и любит мужа всем сердцем. Я уважал твою мать, её желания, мнение и, как бы мне не было тяжело, отпустил… – Бён Хо на некоторое время затихает, но не для того, чтобы я смог уложить в своей голове его историю, а потому что ему… больно…