Я наблюдаю и изучаю чекистов практически всю свою сознательную жизнь – с начала 1960-х годов. По крайней мере, когда я пошел в школу в 1964 году, все мои школьные принадлежности – пеналы, мешочек с чернильницей и портфель всегда были набиты звёздочками, петлицами и кокардами. А дома были горы стреляных гильз, детали гранат и ракетниц, ремни, портупеи, фуражки и плащ-палатки. Мне приходилось близко общаться как с довольно пожилыми «энкавэдэшниками» – грозного вида и окутанными клубами табачного дыма, так и с пижонистыми «джеймсбондами» из ПГУ – поголовно отпрысками партийных бонз и высокопоставленных дипломатов. Но элиту госбезопасности к тому времени уже прочно заняли контрразведчики – хотя бы потому, что контршпионаж по определению должен разоблачать и побеждать разведку противника, т. е. быть сильнее ее, сильнее агентурного шпионажа.

Сила эта прежде всего заключается в силе интеллекта. Поэтому Андропов сразу после своего назначения приступил к масштабному обновлению чекистских кадров путем их всесторонней подготовки и переподготовки. В Высшей школе КГБ СССР по его инициативе были созданы два новых факультета – вечерний и заочный. Кроме того, там же были открыты аспирантура и докторантура, а с целью единой подготовки руководящих кадров для спецслужб стран социалистического содружества образован 3-й факультет. При поддержке Андропова прошло организационное оформление Курсов усовершенствования офицерского состава (КУОС) при 1-м факультете Высшей школы КГБ СССР. С 1969 года КУОС базировались в Балашихе.

Дальнейшее развитие чекистской науки было невозможно без ее глубокого теоретического обоснования. В качестве такого фундамента была предложена теория контрразведывательного искусства (КРИ), разработка и становление которой проходили на моих глазах. Одним из основоположников ее был «шестидесятник» и невероятный эрудит Андрей Петрович Фролов – в те годы лучший друг моего отца. Семья Фроловых часто бывала у нас дома, а мы ездили к ним в гости в Железнодорожный – сейчас это район Балашихи.

Андрей Фролов буквально ворвался на чекистский олимп и уже в начале 70-х годов получил звание подполковника. Это была яркая личность, в какой-то мере даже эксцентричная, с крупными чертами удлиненного несколько грубоватого лица с широкими скулами, темными густыми волосами и роговыми очками. Говорил он всегда медленно, весомо, низким звучным голосом. Смесь южнорусского «ГЭканья» и «мАААсковского» растягивания первых гласных, а также проглатывания последних, выдавали в нем воронежца. В его облике и манере держаться сквозило невероятное самомнение и ощущение превосходства над окружающими. Когда мы ходили на стадион «Динамо» в двух шагах от Высшей школы КГБ – она тогда располагалась на Ленинградке – он неистово болел за «бело-голубых», весь отдаваясь игре и не замечая никого вокруг.

За столом Фролов любил спеть «Подари мне лунный камень» и наизусть цитировал Пушкина: «Лошади шли шагом – и скоро стали. “Что же ты не едешь?” – спросил я ямщика с нетерпением. “Да что ехать? – отвечал он, слезая с облучка, – невесть и так куда заехали: дороги нет, и мгла кругом”. Я стал было его бранить. Савельич за него заступился. “И охота было не слушаться, – говорил он сердито, – воротился бы на постоялый двор, накушался бы чаю, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!” Савельич был прав»… При этом последнюю фразу Фролов произносил всегда с таким нажимом, что становилось ясно – прав только он и никто другой.

Однако, несмотря на то, что последние годы мы уже не общались, в своей книге «КГБ СССР: контршпионаж, учеба и работа контрразведчиков (взгляд изнутри)» Андрей Петрович Фролов пишет: «Однажды меня пригласил к себе обаятельный начальник аспирантуры К.В. Агафонов (бывший начальник УКГБ по Сахалинской области). Он попросил меня ознакомиться с делом и прорецензировать реферат кандидата на учебу в аспирантуре из УКГБ по Тюменской области Ю.А. Ведяева (т. е. моего отца. – А.В.), имевшего высшее физико-математическое образование. Поскольку, мол, я связан с кибернетиками и математиками из технического факультета, постольку мне, дескать, легче объективно оценить реферат, в котором много говорится о математике, ЭВМ и приводятся некоторые непонятные формулы… При изучении реферата я обнаружил оригинальные решения ряда контрразведывательных проблем с помощью количественных методов и ЭВМ. Оценил его на “отлично” и высказался однозначно за прием Ведяева в аспирантуру. Он успешно защитил диссертацию и вырос до ведущего, руководящего ученого в системе КГБ».

Мой отец, вспоминая об этом, в свою очередь пишет: «Смею утверждать, что профессия контрразведчика, равно как и разведчика, особая профессия. Настоящий контрразведчик, ас, человек, который постоянно, в любой ситуации выступает в роли аналитика и “сыщика”, нацеленного на поиск угроз государственной безопасности… Работа в контрразведке по своему характеру скрытая, “молчаливая”. И эти качества или есть у взрослого человека от природы, или их нет. Но в любом случае основам контрразведки надо учиться… В феврале 1966 года я был направлен в Киев на шестимесячные спецкурсы № 401. Преподавание на курсах вели опытные грамотные работники, помимо программы обучения я начал активно заниматься вопросами методологии анализа сложных систем; признаками, демаскирующими разведывательно-подрывную деятельность противника, их классификацией, моделированием деятельности противника и советской контрразведки… Однажды на курсы из Москвы приехал начальник Службы “А” (аналитическая служба) Второго Главного управления (контрразведка) Горбатенко Алексей Михайлович. Во время лекций и бесед А.М. Горбатенко со слушателями я проявлял активность в обсуждении вопросов анализа в контрразведке, задавал вопросы, рассказывал о своих задумках и попытках применения в анализе оперативной обстановки логических и количественных методов. Алексей Михайлович обратил на меня внимание, пожелал встретиться со мной. Наша встреча состоялась, и для меня она оказалась судьбоносной. В дальнейшем я близко познакомился с А.М. Горбатенко, который был не только оперативным работником-агентуристом высокого класса, но и творческим, прогрессивным, большой души человеком, неутомимым тружеником контрразведки. Горбатенко А.М. пригласил меня на обратном пути из Киева в Тюмень встретиться с ним во Втором Главном управлении и конкретно обсудить вопрос о моей дальнейшей работе. Было намечено два возможных варианта: практическая работа в Службе “А” ВГУ КГБ СССР или обучение в очной аспирантуре ВШ КГБ им. Ф.Э. Дзержинского. После этого почти все преподаватели по спецдисциплинам киевских курсов стали проявлять ко мне повышенный интерес. Иногда даже на несколько часов закрывали меня в кабинете, чтобы я сочинял демаскирующие признаки различных этапов “движения” агентов-нелегалов… После окончания курсов я заехал в Москву, встретился с А.М. Горбатенко. Он принял меня как старого знакомого. Решили, что я поступаю в очную аспирантуру на кафедру контрразведки, которой руководил В.И. Масленников, и буду тесно сотрудничать с работниками Службы “А”. Существенную роль в оценке моего доклада, который зачли за реферат, при поступлении в аспирантуру сыграл Фролов А.П., который учился на втором курсе аспирантуры. С его братом Фроловым И.П. я служил в Тюмени и слышал об Андрее от него. А.П. Фролов был большим энтузиастом по внедрению математических методов и ЭВМ в деятельность контрразведки. Позднее мы с ним тесно сотрудничали по данной тематике и опубликовали несколько статей».