может быть смертельно опасным. Но не это самое главное. Наибольший вред приносят последствия такого взрыва. У выживших людей портится кровь, и они продолжают умирать уже после самого применения бомбы. Умирать будут даже за десятки и сотни километров от места взрыва, там где пройдет дождь или ветер, который принесет зараженные частицы. Причем гибнуть будут не только люди, но и растения и животные.

Блистать незнакомыми для него терминами я не хотел и поэтому втирать про радиоактивные осадки и вторичные последствия ОМП предпочел своими словами. Верховный проникся. Забыв про трубку, он долго глядел в окно, а потом, не поворачиваясь, глухо сказал:

— Это страшное оружие. И если оно будет только у одной страны, то она может диктовать свои условия всему миру. — И после небольшой паузы добавил под нос: — А эти убеждали — дезинформация…

Потом встрепенулся и, повернувшись, спросил:

— А в Германии не ведут подобные исследования? Вы про это что-нибудь можете сказать?

— Ведут, товарищ Сталин. Но они еще в самом начале. Америка же сможет года через два сделать готовый продукт.

Порывшись в памяти, начал выдавать фамилии всех, кто принимал участие в Манхэттенском проекте. Правда, всех — это сильно сказано. Вспомнил только Оппенгеймера. И на всякий случай добавил Эйнштейна. Он тоже на вояк работал, поэтому лишним не будет. А со стороны немцев сказал про фон Брауна. Уверенности про него не было, он вроде ракетами занимался, но больше я просто никого не знал… Первый раз на моем веку вождь чего-то начал записывать во время разговора. Закончив писать и положив карандаш на стол, Сталин поднялся. М-да… Сильно человека нахлобучило. Он даже сутулиться начал. Сейчас на него глянешь — точно старичок! Бесшумно походив вдоль стола, он остановился прямо передо мной. Что-то его сильно колбасит. Я даже волноваться начал. Оспины стали ярко видимыми, а странного желтоватого цвета глаза, наоборот, потускнели. Даже осенью сорок первого он гораздо лучше держался и выглядел. Порассматривав меня в упор секунд двадцать, Сталин опять начал ходьбу вдоль стола. Набегавшись, он поинтересовался, не хочу ли его еще чем-нибудь «обрадовать». Я, в общем-то, хотел, поэтому рассказал про то, что скоро у немцев появятся тяжелые танки. По-настоящему тяжелые, с чудовищной броней, против которой наши тридцатьчетверки и КВ не пляшут. Виссарионыч слушал внимательно, а я в общих чертах выдавал ему то, что помнил о «Тиграх» и «Пантерах». Когда начал повторяться, он меня прервал:

— Когда, вы говорите, возможно появление этой техники на фронте?

— В конце лета, начале осени этого года… И еще одно, Иосиф Виссарионович… Не знаю даже, насколько это нам нужным окажется, но у меня твердая уверенность, что американцы расшифровали основной японский код. И возле каких-то островов то ли Мулдей, то ли Мидей японцев ждет крупнейшее военное поражение.

Я пожал плечами, показывая, что моя последняя фраза про специально перевранный Мидуэй, возможно, была такой мелочью, что заострять на ней внимание верховного даже как-то неприлично. Но вождь очень заинтересовался:

— А вы, товарищ Лисов, можете сказать, когда это произойдет? Хотя бы приблизительно?

— По ощущениям очень скоро. В самом начале лета… Точнее не могу сказать, все очень расплывчато…

Сталин черкнул еще несколько строк в блокноте и, так как я иссяк на новости, то, побеседовав еще минут двадцать, отпустил служить дальше…

Глава 11

— Эх, ноги мои ноги! Уносите быстро жопу!

Приговаривая про себя эту волшебную мантру, шустро перебирал вышеупомянутыми конечностями, проламываясь сквозь густой подлесок. За мной стайкой кабанов ломилась вся группа. Все шесть человек. Знатно мы эту колонну подловили! И уйти красиво получилось — без потерь.

Пока наши успешно сдерживали в районе Барвенково удары 6-й полевой армии с одной стороны и армейской группы «Клейст» — с другой, я проводил мастер-класс. После учительствования нас, как и обещали, не стали удерживать в тылу, а опять кинули на самый горячий участок. Юго-западный фронт, Харьковское направление. Фрицы таки приступили к выполнению своей операции «Фредерикус-1», но, во-первых, она началась почти на месяц позже, чем в моем времени, а во-вторых, ее ждали. Срезать Барвенковский выступ у вермахта никак не получалось. Натыкаясь на глубоко эшелонированную оборону, они вязли, теряя людей и технику. А тут еще советские диверсанты в невиданных количествах начали шалить у них по тылам. Первые две недели немчура не могла понять, что вообще происходит. У них взлетали на воздух склады с горючим и боеприпасами, непонятно кто уничтожал фуражиров и прочих тыловиков. Партизан в тех местах они почти всех повывели и теперь терялись в догадках. Причем эти пакости творились и в ближнем тылу, и на глубину до 200 километров. А вот после ликвидации опорного пункта фельджандармерии и уничтожения армейских ремонтных мастерских, где были подорваны восемнадцать почти починенных танков и вырезан весь личный состав, состоящий из высококлассных специалистов-ремонтников, фрицы окончательно взбесились. Две дивизии, вместо того чтобы усилить армейскую группу в районе Славянска, были брошены на поиск и ликвидацию неизвестных злоумышленников. Две дивизии против пятидесяти человек, для этого стоило стараться! А вот теперь я показал народу, что и с армейскими колоннами даже небольшим группам можно с успехом бороться. Им, конечно, на учебе про это рассказывали и показывали, но сейчас, так сказать, они увидели все в натуре. С вечера заложив фугасы на обочине дороги и в нескольких больших лужах прямо на ней, мы расположились в подлеске на возвышенности, имея перед собой длинный овраг, а за спиной лес. Пропустив несколько больших колонн, мы наконец дождались того, что надо. Восемь грузовиков с солдатами и три танка. К грузовикам прицеплены орудия на больших металлических колесах. Гаубицы куда-то тащат. Ну, дальше нас не дотащат. Первыми заложенные фугасы проскочили мотоциклисты, ехавшие в головном дозоре. Потом прошли грузовики. Когда вся эта воняющая не нашим бензином хрень вошла в сектор поражения, мы, широко открыв рот, крутанули ручки на взрывных машинках. Бабах был такой, что у меня оглохло правое ухо. Плюнув на временную однобокую глухоту, я вместе со всеми с колена фуганул из гранатомета по танкам. Два из них, во всяком случае — внешне, выглядели почти не пострадавшими и