Мне не хотелось идти — вот в чем беда.

Себе в таком нельзя потакать. Да я мог спустить эту мелкую на вид проблему на тормозах. Мог отмахнуться, мог даже заставить себя забыть — это как вытащить и выбросить занозу из пальца. Вспышка горячей боли — и волна облегчения. Только в моем случае облегчение будет стыдливым, а я потеряю часть себя. Звучит немного пафосно, но я не думал об этом в таком ключе. Я просто заботился о том, чтобы ни один из наработанных мной тяжким трудом навыков не зачах и не исчез. Многие не понимают, но заработанный неустанным трудом навык в чем-то похож на… наверное на капризное комнатное растение. Например, на азалию или камелию — сам я мало что о них знаю, а вот бывшая уже подруга цветами увлекалась всерьез. От нее я и узнал, насколько трудно порой бывает вырастить красивое комнатное растение из уродливого ростка. Ты сажаешь этот росток в подходящий только ему грунт, следишь за влажность и температурой, суетишься, закрываешь прозрачным колпаком, в нужное время открываешь шторы, а затем закрываешь…

Вот и любой навык точно так же. За ним надо следить. Его надо пестовать. Если не тренировать его, то это то же самое, что перестать поливать комнатный фикус. Ну или азалию. Растение начнет чахнуть, а затем умрет… Навыки тоже умирают. Как только в моем распоряжении появился тяжелый безопасный вездеход, я начал лениться. Я все реже покидал удобное водительское кресло. Я перестал поливать свой фикус…

Но сейчас, взяв метафорическую лейку в руки, я, шаг за шагом двигаясь по поющему под лыжами снегу, я снова «поливал» свой навык долгих опасных переходов.

Шаг за шагом… шаг за шагом… тело работает как идеально настроенный и хорошо смазанный механизм. Нигде не трет, не сдавливает, не продувает. Мышцы не перенапряжены, иду ходко, но без лишней торопливости.

Охотник…

Я охотник…

Я один из тех северных охотников, что зимой уходят в тайгу за пушниной. Они часами бредут по заваленной снегом тайге, проверяют капканы и ловушки, достают закоченевших зверьков и бросают их в мешок, взводят смертельный механизм, тихо свистят верной собаке и идут дальше, совершая немалый круг перед тем как вернуться к застывшей за время отсутствия избушке, чтобы развести огонь в печурке, согреть руки и взяться за разделывание добычи, зная, что завтра их ждет очередной долгий выматывающий маршрут. Но их это не пугает и не угнетает. Они воспринимают это как должное — как опасную, но важную работу, что должна быть выполнена. Шаг за шагом, от капкана к капкану… в одиночестве… по насмешливой морозной тайге, что с равнодушием будет наблюдать за твоей гибелью в случае ошибки…

Шаг за шагом двигался и я. Шаг за шагом… и с каждым новом шагом во мне исчезала подлая тоска по кабине теплого вездехода. С каждым новым злобным укусом мороза я все больше забывал о удобстве водительского кресла…

Продолжай идти вперед, Охотник… просто продолжай идти вперед…

**

— Быть такого не может! Не может и все! — убежденно заявил Апостол Андрей, когда я широкой улыбкой поставил на стол здоровенный кусок замерзшей тыквы.

Рядом я примостил солидный пучок зелени.

— Такого не бывает! — стоял на своем Андрей, стоя у стола и с силой стиснув его край побелевшими пальцами — Это же… муляж?

— Да прекрати уже и разогревай сковороду — рассмеялся я, опуская на столешницу сверток.

Я развернул его, и Апостол сдавленно ахнул и зажмурился, когда в свете потолочной лампы тускло блеснула золотая чешуя.

— Господи… ну это же…

А я продолжал выкладывать на стол свертки и сверточки, в каждом из которых скрывалось что-то невероятное вкусное.

— Пальмира — задумчиво пробормотал я, стягивая с себя неприятно мокрый свитер — Заповедник чудес… Затерянный мир или вернее мирок, созданный в лучших традициях Артура Конана Дойля… Читал?

— А?

— Ну да — вздохнул я, поняв, что ему нужно время.

Ну… мне было чем заняться и следующий час я провел в углу с тяжестями. Правда, не молча — где-то минут через двадцать после того, как я начал, Апостол наконец ожил, загремел посудой и засыпал меня вопросами. Я развернуто ответил на все из них, радуясь каждому каверзному, мелкому и порой неожиданному вопросу. Чем больше вопросов от умного человека ты получаешь — тем больше придется вспомнить и ответить столь же умно и развернуто. А это порой позволяет заметить то, что не замечал ранее, позволяет взглянуть на дело совсем с другой стороны, с другого ракурса.

Что меня удивило — Апостол не стал их ругать. Понятно, что пальмирцы, если судить как есть, ничего и никому не обязаны, а свой информационный долг перед обществом таких же обездоленных сидельцев они выполнили полностью — ведь именно Пальмира первой четко и ясно озвучила и подробно описала все те ждущие внизу опасности. Но это если судить по логике. А если судить с точки зрения того, кто годами жрет чрезмерно жирную для старческих желудков медвежью похлебку с жидкой примесью трав и вдруг узнаёт о том произрастающем на грядках Пальмиры изобилии… тут придется приложить немалые усилия, чтобы с языка не сорвалась пара неласковых слов… Но Апостол, если ему и хотелось что сказать, сумел промолчать и обронил нечто вроде обыденное и заезженное, но в этом случае идеально подходящее:

— Не было бы счастья — да несчастье помогло…

Подумав еще немного, он бережно перевернул рыбину на сковородке и добавил:

— Старикам из колеи нахоженной тяжко самим выйти — помощь извне нужна. Вот помощь и пришла в твоем лице, Охотник. Ты их немного того…

— Подтолкнул?

— Подопнул к хорошему и доброму — усмехнулся Андрей, вываливая на тарелку жареную рыбу — Садись давай кушать.

— Рыбу? — уточнил я.

— Ее самую.

Повиснув на трубе самодельного турника, я покачал головой:

— Не. Если можно, то мне медвежатины кусок побольше. А к нему зелени чуток. Кстати — я там тебе и семена приволок разные.

— Да я уж видел! Истинное счастье… — Андрей торопливо оглянулся, задел бедром стол, едва не опрокинув его — Гадаю вот где теперь грядки разместить… Выращивать буду!

— Выращивать нужно — пропыхтел я — Выращивать с запасом.

Спрыгнув, я предплечьем утер пот с лица и, восстанавливая дыхание, просипел:

— Я ведь не из доброты тебе все это приволок. Имейся у тебя прудик с водой и достаточно корма —