Сегодня было 27–е…

Чикуров, уставший и голодный, вернулся в гостиницу с вечерней зарей. В вестибюле «Приюта» сидел Мелковский. Какой–то слинявший, с тревожно бегающими глазами. Он, видимо, ждал прихода следователя и тут же бросился к нему навстречу.

— Ради бога, Игорь Андреевич! — осевшим от волнения голосом проговорил журналист. — Что там произошло?.. Умоляю вас! Это не для прессы, честное слово! Смерть Аркадия Павловича — мое личное огромное горе! Невосполнимая утрата!

— К сожалению, Рэм Николаевич, ничего вам сообщить не могу, — сказал Чикуров. — Не знаю…

Мелковский тяжело вздохнул и пошел прочь, ссутуленный и словно ставший ниже ростом.

Утром, чуть свет, хлопнула дверь напротив.

«Может, Ольга Арчиловна?» — открыл глаза Чикуров.

Вчерашнее событие всю ночь не давало ему уснуть по–настоящему. Чикуров глянул на часы — без двадцати семь. Он встал, прислушался. Дверь опять хлопнула, и послышался удаляющийся четкий перестук каблучков, приглушенный ковровой дорожкой. Да, приехала Дагурова.

Игорь Андреевич выглянул в коридор. Ольга Арчиловна говорила о чем–то с сонной дежурной.

Чикуров быстро накинул рубашку, надел брюки, открыл дверь и тихонько окликнул:

— Ольга Арчиловна!

Она зашла в его номер.

Оказывается, поезд пришел в пять, и Дагурова добиралась до Березок на какой–то повозке. Она забросала Игоря Андреевича вопросами по поводу гибели Ростовцева, так как была уже в курсе, но не знала деталей.

— Давайте уж выдержим субординацию, — с улыбкой сказал Чикуров. — Вначале доложите вы…

Ольга Арчиловна обстоятельно рассказала о посещении Дуюнова и семьи Баулиных. Дала Чикурову письма профессора.

— Непонятно, — сказал Игорь Андреевич, прочитав их. — Дочке пишет так, словно прощается с ней.

— Точно, — кивнула Дагурова. — Я сама подумала: не письмо, а завещание.

— Да, но зачем в письме к жене он просит ее приехать? По логике, Баулин должен был и Регине Эдуардовне написать в том же духе…

— По логике, — покачала головой Ольга Арчиловна. — Вы сами знаете, что профессор в последнее время вел себя странно. Это считает и Троянов. Я ведь разыскала его, беседовала

— Ну–ну! — встрепенулся Чикуров. — Рассказывайте, это интересно.

— Я показала Троянову письма Баулина к жене и дочери. Максим Савельевич расспросил, когда написаны письма, почему… Его очень удивил почерк Евгения Тимуровича — словно писал пьяный… А когда прочитав о взятках, то прямо посерел от негодования. Ругался и возмущался страшно… Что самое интересное, Игорь Андреевич, он высказал идею: не мог ли Баулин пытаться покончить с собой?

— С чего это? — насторожился Игорь Андреевич.

— По мнению Троянова, с психикой у Баулина не совсем в порядке. Судя по его поведению… Я сообщила кое–что Максиму Савельевичу… Он сказал, что самоубийство в положении Баулина было вполне возможно… Как выразился Троянов — приговор совести… Знаете, я и сама подумала: а не имеем ли мы дело с покушением на самоубийство?

— Господи, а заключение судебно–медицинской экспертизы?.. Выстрел произведен с большого расстояния: ведь вокруг раны нет пороховых вкраплений, края не обожжены…

— Между прочим, то же самое я твердила Троянову, но он только отмахнулся. Во время войны, говорит, он, как военфельдшер, имел дело со случаями самострела, когда наносили увечья сами себе, чтобы избежать фронта… Стреляли и через шинель, и через сапог, и через картон…

— Через преграду, — уточнил Чикуров и задумался. — Черт возьми!.. — И снова задумался, потом покачал головой. — Но ведь и оружия возле него не нашли…

— Это вопрос другой.

— Ладно, мы еще вернемся к этому. Обсудим и проверим… Что еще?

— Троянов подтвердил, что за год до переезда в Березки Баулин одолжил у него десять тысяч.

— Долг за разбитый «мерседес»?

— Ну да, — кивнула Дагурова. — А вернул, когда уже был главным врачом клиники здесь. Причем всю сумму сразу.

— Когда именно?

— В восьмидесятом году. То есть через год, как поселился в Березках.

— Неужели он с того времени занимался поборами? — покачал головой Игорь Андреевич. — Согласитесь, отложить из зарплаты такую сумму невозможно, даже если приплюсовать гонорары за печатные труды.

— Действительно, — согласилась Дагурова. — Все–таки новое место, обжиться надо, обставиться. Да еще своим высылал… Вот я думала, как мог такой человек пойти на сделку с совестью? Какие обстоятельства вынудили его к этому?

— И к чему же вы пришли?

— Долги доконали.

— Наверное, так. Но это Баулина не оправдывает. Ни в коей мере!

— Без всякого сомнения, — кивнула Дагурова. — Видимо, поэтому и решил сам себя наказать…

— Действовал по принципу: не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься… — вздохнул Чикуров. — Разве Евгений Тимурович спасся? — Он махнул рукой. — Себя погубил и делу навредил.

— Троянов тоже так считает.

— В ВАКе были?

— Да. Дуюнов сказал правду: докторскую диссертацию Баулина так и не утвердили.

— А звание профессора как же?

— Дали без докторской. Совет мединститута ходатайствовал.

— Когда ему присвоили звание профессора?

— Три года назад.

— Ну а что выяснили насчет иконы?

— Которую Баулин отвез Шатохиной?

— Да.

— Кажется, икона редкая. Я показала одному искусствоведу из Третьяковской галереи. Он обалдел. Говорит: пятнадцатый век… Оставил, будут исследовать.

— Если это так, она стоит целое состояние! — воскликнул Чикуров.

— Ей место в музее… Откуда она у Евгения Тимуровича?

— На этот вопрос, Ольга Арчиловна, дать ответ предстоит вам. Как и на все другие вопросы по делу Баулина.

Дагурова округлила глаза:

— Не понимаю…

— Следствие продолжите вы одна. Я вчера звонил Олегу Львовичу, это его распоряжение.

— Как?.. — растерялась Ольга Арчиловна. — А вы?! Я была у Вербикова днем, он мне ничего не говорил… Принял меня буквально на десять минут.

— А я говорил с ним поздно вечером… Сменил гнев на милость. Даже похвалил вас.

— За что же? — все еще не могла прийти в себя от неожиданности Дагурова.

— Сказал, что у вас есть хватка. Особенно понравилась ему ваша принципиальность в истории с изъятием туфель у Ростовцева… Вы себе даже представить не можете, какую деятельность тогда развил Аркадий Павлович, чтобы насолить вам. Даже Вербиков было заколебался. А теперь вот поет вам дифирамбы. Говорит, другая бы на вашем месте сдрейфила…

— Бросьте, Игорь Андреевич, — смутилась Ольга Арчиловна. — Велика храбрость…

— Не скажите, — усмехнулся Чикуров. — Ну так уж и быть, выдам еще один секрет… Вербиков хочет предложить вам перейти к нам в прокуратуру, в следственную часть.

— Неужели серьезно?

Ольга Арчиловна подумала, что это розыгрыш, но, посмотрев на сосредоточенное лицо Чикурова, поняла: он не шутит.

— Ну что вы! — еще больше смутилась она. — Нет!.. Не могу…

— Боитесь, что не справитесь? Зря.

— Игорь Андреевич, дорогой, куда мне от мужа?.. Его никаким калачом никуда не заманишь — прикипел к своей партии, к своим ребятам! Он совершенно не приемлет кабинетной геологии.

Дагурова