Только осенью, закончив курс, я узнала, что Софи консультировала меня вовсе не по благотворительной программе. Ей заплатили по полной стоимости. Митчелл отдал все свои сбережения, чтобы оплатить этот курс. Чувствовал ответственность за меня и пытался помочь хотя бы так, раз уж не смог никак иначе.

И еще я узнала, что он успешно сдал экзамены в медицинский, но в итоге так и не был туда зачислен, потому что не внес оплату за обучение.

* * *

У мистера О’Коннелла участливое, приятное лицо, но холодные, пристальные глаза. Он не из тех, кого легко разжалобить или впечатлить. Он – ректор Королевского Хирургического колледжа, куда Митчелл поступал летом.

Я только что выложила ему всю правду о том, почему Митчелл не смог внести оплату за первый семестр, и теперь готова умолять его принять Митчелла обратно. Семестр уже начался, но мне удалось добиться аудиенции с ректором только сейчас, в октябре, до того он был занят.

– Мисс Энрайт, – отвечает тот, ласково улыбаясь и разглядывая мою визитку. – Я впечатлен вашим рассказом и я правда хотел бы помочь, но дело в том, что его место уже занято. Ничего нельзя поделать. Не забирать же место у другого человека? А квота на их количество ограничена жесткими правилами. Все, что я могу сделать, – это пожелать удачи мистеру Макферсону на экзаменах в следующем году. Он блестяще сдал их в первый раз, а значит, сдаст и во второй. Не отчаивайтесь. И я желаю вам скорейшего прогресса с лечением вашего посттравматического синдрома.

Если бы ректор просто выставил меня за дверь без объяснений, то я бы со скандалом кинулась в бой, требуя вернуть Митчеллу его место. Но, к сожалению, он страшно вежлив. И только что доходчиво объяснил мне, почему места не будет. И сражаться в этой ситуации или умолять или падать на колени, совершенно бессмысленно.

– Спасибо большое, мистер О’Коннелл, – отвечаю я, чувствуя, как жар разочарования заливает лицо и комок подкатывает к горлу. – Спасибо, что хотя бы выслушали меня. Я действительно ценю это.

Я прощаюсь, и только на пороге меня настигает мысль, что я могу предложить ему что-то взамен. Написать о нем большую хвалебную статью или предложить ему любую юридическую помощь в фирме отца. Но я вовремя включаю мозги. Один потерянный год не стоит того, чтобы предлагать взятку. Да еще и бросать тень на имя Митчелла подобными предложениями – просто верх безрассудства.

– До свидания, мистер О’Коннелл, – говорю я напоследок, затягивая шарф и вынимая из кармана перчатки. – Простите, если отвлекла вас от важных дел. Я должна была попытаться, потому что Митчелл так часто спасал мне жизнь, что я сбилась со счета. Он будет восхитительным врачом в один прекрасный день, я уверена в этом, а также в том, что университет только выиграет, приняв такого студента. Правда. Вот, пожалуй, теперь я сказала все, мистер О’Коннелл.

На выходе из университета я останавливаюсь, перевожу дыхание и смотрю на небо – синтетически голубое, будто выкроенное из полиэстра. Шум и суета города будоражат, люди спешат по своим делам, кутаясь в плащи и сжимая в руках кофейные стаканчики. Разочарование лежит на сердце и бессилие валится горой на плечи. На парковке у машины меня уже дожидается моя команда поддержки. Я говорю им, что миссия провалена. Эми сует мне кофе в руки, Магда готова обматерить всех О’Коннелов, Девлин приказывает не раскисать. Им только не хватает чирлидерских помпонов и плаката с надписью «Ванесса, вперед!».

– Ничего, зато ты боролась, – говорят они, разглядывая мое кислое лицо.

– Без результата.

– В карму все равно зачтется, – вещает Девлин. – Небо все записывает в свой голубой блокнотик.

* * *

Шесть месяцев и четыре дня.

Мне кажется, я начинаю забывать, как он выглядит, смеется, держит сигарету, целуется…

Вчера я едва не разревелась, когда увидела «Унесенных ветром» [23] в книжном магазине. Его имя преследует меня повсюду. Многие вещи вызывают такие сильные, болезненные ассоциации, что приходится избегать их. Я почти не заказываю корейскую еду, стараюсь не ездить в Таллу или в те места, где мы бывали вдвоем, и давно удалила из своего плейлиста все песни Мика Фланнери [24] – мы с Митчеллом слишком часто слушали их, пока были вместе.

«На самом деле это хорошее время, чтобы встать на ноги, осмыслить пережитое, понять, что тебе вообще нужно от отношений с кем бы то ни было, и самое главное – залечить свою травму, – однажды сказала Софи. – Не залечив ее, не стоит начинать встречаться даже с самым прекрасным парнем. Самолет с неисправным шасси будет раз за разом терпеть катастрофу, как бы хорошо он ни летал…»

Теперь, постфактум, я понимаю это. Слишком много забот и переживаний можно подкинуть другому человеку, если не исцелить то, что у тебя болит.

Но также я осознаю, что другие люди могут быть важной частью твоего исцеления. Нужно только найти баланс. Когда я встретила Митчелла, мне нужны были поддержка, защита и новая модель отношений, которую я могла бы примерить на себя. Все равно что носить военный комбинезон целый год, а потом вдруг увидеть роскошное платье в витрине – любая не устояла бы. Мне нужно было поверить, что я создана не только для грязи, траншей и перебежек под пулями, но и для бала, танца с галантным партнером, прогулки на карете под звездным небом.

И Митчелл легко убедил меня, что да, для бала и кареты я создана тоже. Вернись я вдруг в прошлое, я бы начала встречаться с ним снова. Без сомнений. Чего бы это ни стоило. Я бы швырнула себя навстречу его любви, как парашютисты швыряют себя навстречу небу. Я хотела выжить после отравления, а он был антидотом, который мне сама судьба протянула на блюдце. Он был самым драгоценным подарком из всех, что получала. Без пафоса и преувеличения именно так. И пусть я потеряла этот подарок раньше, чем успела до конца развернуть оберточную бумагу, я не жалею о том, что обладала им – пусть даже так недолго.

Это были целительные и очень добрые отношения. Мы не проецировали друг на друга свои травмы, не впали в нездоровую созависимость и ничего не требовали друг от друга, кроме человечности и адекватности. И даже то, что Митчелл не преследовал меня после расставания, не названивал, не давил, а уважал мое решение, – стало еще одним подтверждением, что эти отношения были прекрасны.

Возможно, однажды я наберусь смелости начать с кем-то роман. Митчелл к тому времени наверняка тоже кого-то встретит – женщины не настолько слепы, чтобы не увидеть бриллиант среди гравийной крошки. Не знаю, пересекутся ли наши дороги снова, но, как бы то ни было, я не смогу забыть чувство защищенности, покоя и полной расслабленности, которое испытывала рядом с ним, и всегда буду искать в отношениях нечто похожее.

В конце концов, в моем багаже есть не только мрак, боль и стыд, Митчелл оставил в нем множество драгоценных вещей: доброту, нежность, готовность стоять со мной на одной ступеньке – не выше и не ниже, и глубокую уверенность в том, что я сексуальна и достойна любви. Я буду хранить все эти драгоценности, доставать время от времени, пристально разглядывать, перебирать и помнить.