Коридоры, коридоры, бесконечные однообразные мертвые коридоры. Ветер дул то с одной стороны, то с другой, пытаясь запутать чародейку и оставить навсегда в бесконечных лабиринтах королевских тюрем. Она не могла ни о чем думать, и все время повторяла про себя одну фразу — «Как такой увалень и тупица, как Шолд, мог здесь так легко ориентироваться?»

Все камеры в этих тюрьмах при стройке гномами тысячелетия назад задумывались для того, чтобы использовать их под сокровищницу — внутри было достаточно помещений, чтобы отделить золото от серебра, нынешний доход от накопленного богатства, исторические ценности от заурядных драгоценных металлов, не говоря уже про оружейную с различной символикой и другие, требующие отдельных помещений, драгоценности. Однако, позже — во времена Великой Осады Дастгарда, вся армия столицы держала оборону внутри замка Шаарвиль — глубокий ров, окружавший здание и высокие прочные стены следом за ним, делали крепость практически неприступной для любого завоевателя, а в помещениях сокровищницы расположились все не способные держать оружие — женщины и дети. Именно тогда все золото королевства переместили невесть куда — до последнего об истинном местонахождении королевской казны знал только сам король, а также Хранитель Ситемов.

Ноэми дошла до очередной развилки и остановилась, пытаясь понять — проходила она уже здесь или нет.

— Ушла… — голос звучал прямо из-за угла. Дверь одной из темниц была распахнута. Ноэми беззвучно выругалась — она не отдалилась от своей темницы ни на йоту за все время побега. — Как такое возможно? — вновь зазвучал низкий сильный голос, достойный какого-нибудь гнома с самой чистой родословной.

— Не понимаю, как это могло произойти, господин, — ответил голос более высокий и нервный. — Должно быть, у нее был ключ.

Ноэми посмотрела вокруг, пытаясь понять в какую сторону ей следует идти на этот раз, чтобы вновь не вернуться обратно — гномы явно объяли какой-то защитной магией это место.

— Должно быть…, это дело рук Шолда. Следовало обыскать ее, как только мы узнали о его предательстве. Как давно она могла уйти?

— Не могу точно сказать, господин. Я не заходил к ней со вчерашнего вечера. — голос продолжал дрожать. — Мне велено три раза в день посещать каждого заключенного, я и посещал. Кодекса я не нарушил, стало быть, пришел, как и должно — ровно к завтраку.

— И, верно. — отозвался неизвестный. — Послушай. Я пошлю за беглянкой и доложу обо всем Его Величеству, если, конечно, она еще жива. Но есть дело не менее важное. Сегодня один корчмарь заявил, что в его заведении остановился странник, а с ним еще несколько его спутников. Я знаю, что людей медведя уже схватили и должны были привести сюда для ожидания приговора Совета Тринадцати. Отведи меня к ним, я хочу их допросить.

— Не могу, господин Орегх. Мне жаль, но король лично спускался за пленниками и увел их.

Голос Хранителя Порядка стал раздраженным.

— Ригер, что говорит твой кодекс конкретно о такой ситуации? Дословно.

— Пункт двести сорок восемь. Заключенный имеет право на прием пищи три раза в день и неограниченное количество воды. Тюремщик обязан подавать еду по своему усмотрению, что касается воды — она должна быть у заключенного по первому его требованию.

— Я не про ведьму, Ригер! Скажи мне, какой из пунктов твоего кодекса гласит о том, что король на свое усмотрение имеет право освобождать преступников и уводить их из мест заключения по своей воле?

— Я.…я.… — тюремщик онемел.

— Пункт четыреста двадцать четвертый кодекса тюремщика гласит, — глаза Хранителя Порядка залились кровью, и он с особым напором и яростью принялся цитировать Закон. — Заключенный не должен покидать мест заключения ни при каких обстоятельствах, за исключением: если назначена дата суда и заключенному необходимо на нем присутствовать; если вынесен смертный приговор и заключенному необходимо ехать на казнь; если заключенный хочет сделать публичное заявление, попросить Суда Богов или предъявить любые доказательства, очищающие Его имя; а также, если в месте заключения случился пожар, наводнение или любое другое бедствие, угрожающее жизни заключенного. Однако поправка гласит, что если заключенному уже вынесен смертный приговор, то смертника нужно оставить в зонах повышенного риска. Все.

Меч звонко выскочил из ножен.

— Мой отец всегда учил меня следовать слову Закона, и ему самому это правило позволило прожить счастливую жизнь и принять достойную смерть. Если делать все согласно этим писаным правилам, будет то, что зовется Порядком, ты понимаешь? Знаешь, что бы произошло с тобой, если бы я нарушал законы? — продолжал поучать Хранитель Порядка. Отвечало только немое тяжелое сопение. Лезвие снова лязгнуло о ножны, и Орегх проскрежетал. — Самосуд! Но закон есть Закон. Замена пребудет на твое место с завтрашними петухами. До того — продолжай нести службу, если не хочешь занять место одного из своих подопечных.

Ноэми услышала все, что хотела услышать и, шлепая босыми ногами по лужам, непонятно из чего побежала в сторону противоположную той, что выбирала до этого и все время думала о том, почему стражу не послали по этим запутанным коридорам — ведь пустив людей с разных сторон преследователи могли попросту загнать ее словно дикого зверя. Наверняка уже проводили такие эксперименты, когда запускали кого-нибудь незнающего эти треклятые лабиринты и засекали время, которое ему понадобиться, чтобы выбраться отсюда, но из отсутствия погони вывод один — либо по самым простым подсчетам чародейка уже могла выбраться на свободу, либо… безопасного выхода отсюда нет. Все сводилось к древней магии гномов.

«Почему им не удалось схватить Сарвилла и что за спутники с ним могли быть? Неужели он уже добрался до Вастераса? И зачем ему понадобилось возвращаться? За принцессой? За мной? За родителями? В своем репертуаре — эгоистичный, импульсивный, безрассудный!» Она выругалась вслух, не заметив этого.

Долго блуждая по одинаковым коридорам, в какой-то момент Ноэми опять очутилась рядом со своей открытой темницей, но на этот раз внутри никого не было. Чародейка подняла с пола маленький камень, которым с самого первого дня в заточении выцарапывала полоски на стенах, чтобы не запутаться в днях — одна полоска каждые три приема пищи и которым много позже закрывала нишу в стене куда прятала ключ, любезно отданный ей испуганным за свое достоинство великаном. Теперь этот камень послужил для того, чтобы оставлять на стенах, где она уже побывала продолговатые полосы, указывающие ей самой направление ее движения и помогающие выбрать другой путь, если она натыкалась на них вновь.

Способ оказался эффективным и через какое-то время Ноэми очутилась посреди широкого коридора, ведущего наружу и являющего в конце себя яркий дневной свет и чистое голубое небо. Решеток не было. Свобода! Надо же, а она надеялась лишь на то, что кто-то по неосторожности забудет запереть главный вход или, в крайнем случае, придется поступать по ситуации, дожидаясь какого-нибудь заблудшего стражника, входящего или выходящего из королевских темниц, а тут такая удача!