Шрифт:
Закладка:
Собственный порыв сломил защиту Баосяна. Так мог бы поступить иной человек, тот, кем он был, пока тьма не поглотила его. Тот, кто, увидев чужую боль, не воспользуется этим машинально, чтобы ранить еще сильней, а скажет: «Я понимаю».
Над верхушками деревьев открылась Небесная Река. А в будущем никакой ясности не было. Как и повода для уверенности. Императрица никогда не родит сына с Мандатом. По той же причине не получит его и Третий Принц. Баосян увидел себя в будущем: вот он простирает руку, и черное пламя взмывает над ней, стирая луну и звезды, город с серебристыми стенами, малейшую искорку света — и так до тех пор, пока не останется лишь черная пустота.
Стерлась граница между ним и чернотой, которая когда-то была убежищем, а обернулась самым жутким чувством из всех когда-либо испытанных Баосяном. Точно солнце наоборот — черное. Каждый раз, когда Баосян пытался взглянуть на него, он не выдерживал и отворачивался, словно в тех забытых снах. Ясно было одно. Как только Баосян выпустит тьму на волю, она утопит не только мир, но и его самого.
* * *
— Значит, и вас уговорили поучаствовать в этом чудесном приключении, Министр! — сказала Госпожа Ки с яростью, предназначавшейся отнюдь не Баосяну. Они встретились на полпути между мужскими и женскими горячими источниками.
— Надеюсь, хоть вам здесь понравится.
Выезд императорской семьи на горячие источники, расположенные на холмах в двадцати ли от Ханбалыка, устроила Императрица, под предлогом, что ей надо поправить здоровье. Как-никак, она в положении. Теперь, когда Великий Хан к ней прислушивался и благоволил, она не стеснялась, пользуясь своей властью, тащить на источники других придворных — чтобы было перед кем похвастаться. Неудивительно, что Госпожа Ки в ярости.
Две недели постоянных унижений от Императрицы крайне плохо сказались на ней. Зонтик, который служанка держала над Госпожой Ки, отбрасывал розовый полусвет на ее мраморное точеное лицо, но оно все равно казалось серым и изнуренным. Наложница внезапно стала выглядеть на возраст женщины, которая дала жизнь одному недостойному принцу, и после этого ни разу за восемнадцать лет не забеременела. Да она же в отчаянии, понял Баосян.
— Понравится — не понравится… Неужели скромный чиновник мог отказаться от великодушного приглашения Третьего Принца? — Баосян улыбнулся самой вкрадчивой из своих улыбок. — Мне кажется, Третий Принц хотел бы научиться некоторым приемам рисования пейзажей, к чему у вашего слуги покорного есть некоторые способности. Чего бы он ни пожелал, я готов служить.
Под взглядом Госпожи Ки Баосяна охватил необъяснимый ужас. И желание, полностью противоречащее тому, зачем он сюда явился. Пускай она промолчит…
После долгой паузы Госпожа Ки вернулась к исходной теме.
— Эти источники пахнут просто кошмарно. Принесите нам чаю и мешочек с ароматными травами, буду держать под носом во время купания.
Когда все слуги, кроме девушки с зонтиком, ушли, Госпожа Ки спросила:
— А вы хотели бы предложить особые услуги, Министр?
— Может быть, одну… имеющую отношение к особой же проблеме, — ответил Баосян, покосившись на служанку.
— Ей можно доверять, — холодно произнесла Госпожа Ки. — Говорите открыто, но будьте кратки. Наложнице не пристало разговаривать с мужчиной, даже таким.
Миг странного ужаса миновал. Хотя была уже середина зимы, в садах Великого Хана повсюду красовались сливовые ветви. Их срезали, подождали, пока они расцветут в тепле у жаровен, и расставили повсюду, якобы в естественном порядке, чтобы создать иллюзию весеннего цветения. Видимо, тем, кто служит Великой Юани, даже после смерти нельзя обрести покой. Баосян сказал:
— Если ничего не предпринять, Императрица родит наследника на замену Третьему Принцу. Ни вы, ни я этого не желаем. Позвольте предложить вам содействие. Мне проще выбираться во внешний город. За мной не следят так, как за вами.
Он поставил на доверие, которое уже успел завоевать. Помолчав, Госпожа Ки хладнокровно ответила:
— Если случится так, что Императрица не сможет выносить ребенка, это должно выглядеть естественно. Любое подозрение падет на меня.
Письмо, которого он ждал, прибыло утром. Баосян холодно сказал:
— У меня есть средства. Никто не узнает.
— Включая Третьего Принца, — уточнила Госпожа Ки. Она отвернулась, но Баосян заметил, как по лицу легкой рябью прошло истинное чувство. Камень на миг смягчился.
— Берегите его, Министр.
* * *
Все пошло не так. Произошло ужасное. С глазами тоже творилось что-то странное, Баосян ничего не видит.
Он понял, что проснулся. Вдох застрял в глотке. В спальне Третьего Принца было темно. Вот почему ничего не видно. Он лежал лицом к спине спящего Принца, но чутко прислушивался к тому, кто стоит позади. А там стоял Эсень.
Ничто конкретное на это не указывало. Однако чувство было слишком хорошо знакомо Баосяну. Так он реагировал только на Эсеня. Эмоции, копившиеся всю жизнь, слились в единый, уникальный отклик. Баосян узнавал брата подсознательно. Просто узнавал, и все.
Присутствие Эсеня ощущалось остро — он, наверное, подошел вплотную и стоит у самой кровати, может коснуться голого плеча Баосяна поверх одеяла.
Холодные волны ужаса окатывали его. В спальне было настолько тихо, что он слышал шорох, с которым волоски на теле цепляются за простыни.
Пора было идти. Дела ждут. Но так не хотелось выползать из теплой постели. Баосяна вдруг кольнуло одиночество. Разум Третьего Принца блуждал в далеких краях, куда Баосян не мог за ним последовать. Он остался один в темноте. Ну не совсем один — с призраком.
Однако Третьего Принца можно вернуть издалека. Позвать по имени и вернуть. Третий Принц откроет глаза и снова будет здесь. Чего проще-то.
Баосян стоял на развилке. Он мог пойти дальше, а мог выбрать другой путь. Остановиться. Еще не поздно.
Впрочем, когда знакомая братская ненависть обрушилась на него, Баосян ощутил, как внутри поднимается тьма. Пароль-отклик, который нельзя сменить. Этот злой прилив вынес его сюда — и дальше понесет, до самого конца — однако, отдаваясь воле волн, он одновременно замирал от ужаса и отчуждения. Баосян узнавал эту тьму, но никогда не мог дать ей имя.
Он рывком вскочил с кровати, дрожа от злости на брата. Неважно, что первый эйфорический прилив гнева давно миновал. Тьма плескалась внутри, он позволил поглотить себя целиком и жизни без этой тьмы уже не представлял. Без нее Баосян ничто.
Во сне он всегда отворачивался от страшного. Но наяву, в ожившем кошмаре собственной жизни, Баосян неустанно искал глазами невидимый призрак.
Тот поджидал у ворот резиденции Третьего Принца. Баосян скакал верхом и чуял, что призрак нагоняет, летит за ним по пятам в пелене снегопада. Пожелай Эсень, он бы показался брату, выступив из-за незримого барьера. Баосяну страстно