…десять минут, — неприязненно решил Алекс. — Еще десять минут, и он уходит. Рассуждения Найтли раздражали, напоминание об отце будило старую злость и вину, а чрезмерная осведомленность графа вызывала желание раз и навсегда лишить его возможности копаться в чужом исподнем. С помощью тромба в мозгу, например.

— Ваш отец умер, и вы подали прошение о восстановлении в правах. А теперь будьте внимательны, молодой человек, — стиснул трость Найтли. — Полтора года назад адвокат моего зятя в Хиндостане, мистер Коул, встретил в резиденции лейтенант-губернатора Ауда джентльмена, очень похожего на Валентина Марлоу. Полтора месяца назад мистер Марлоу продал ювелирам вот этот камень. Узнаёте?

Сапфир на ладони Найтли был родным братом тех, что он приготовил для Берли.

Сузившиеся в щели глаза Александра заволокло багровой до черноты пеленой. Рев распирающего тело огня оглушил, выбил дыхание, наполнил легкие дымом, опалил грудь, раскалив и сплавив под рубашкой амулеты — и стих. На краю сознания плакала Этансель.

Александр глубоко вдохнул и медленно выдохнул, пряча дым в кулаке.

— Что еще вы мне скажете, мистер Каррингтон? — ровно спросил маг.

— Только то, что предприятие вашего кузена не могло осуществиться без ведома Королевы.

И наверняка с Ее благословления.

Александр вытер рот от сажи, криво усмехнулся, разглядывая густую короткую траву под ногами.

Вэл, душка-Вэл, ну кто бы мог подумать… Маменькин сынок, переплывший океан, слюнтяй, не побоявшийся встречи с ракшасами — «Он думал о вас постоянно». За сезон Валентин не подошел к нему ближе, чем на сотню ярдов, — прислал письмо, в котором отрекся от «самозванца», — и даже пустой кошелек не заставил кузена проглотить обиду. Теперь ясно, почему. И откуда в хиндостанском дворце взялось столько нежити. И как его превосходительство лейтенант-губернатор Аттвуд узнал об отходе джангалы едва ли не раньше дежурного мага.

…Шон у Аттвуда как кость в горле — сын прежнего губернатора, верный слуга Ее Величества, имеющий все шансы занять резиденцию отца.

Их с Уилбером подставили, отправив на смерть.

— Я не спрашиваю, откуда у вас сапфиры, Александр. Но уверен, что мистеру Марлоу они не по карману. Ваш кузен мог получить их только…

…у Аттвуда, которому отдали треть собранных драгоценностей.

— Где этот камень взяли вы, Ваше Сиятельство? — повернулся он к графу.

— Двадцать девятого июня я выкупил его у ювелира Палмера, — не стал скрывать Найтли. — И сразу же телеграфировал поверенному, чтобы он возвращался в Альбион. Три недели назад Коул опознал в Валентине Марлоу человека, которого он видел с Аттвудом. Я сразу написал вам.

— Откуда вы знаете о моих камнях?

— У вас свои способы получения информации, мистер Райдер. У меня свои.

Взгляд Александра заалел, уперся в немигающие глаза старика. Щиты графа были крепкими, плотными, но не на столько, чтобы он не мог их обойти.

— Вам нужно прикосновение, да, Александр? — стиснул трость Найтли. Под раскаленными пальцами графа яблоко набалдашника размягчилось и деформировалось. — Как Королеве. Считать людей вы можете на расстоянии, но чтобы считать мага, не повредив мозг, нужно прикосновение, так? — И прикоснуться к себе он не позволит. — Мои слова легко проверить, мистер Райдер. Я не желаю вам зла.

— Чего же вы хотите, мистер Каррингтон? Почему вы решили поделиться со мной своими догадками?

— Я хочу, чтобы вы понимали — вас не оставят в покое. Из-за крови, из-за имени, из-за титула и богатства. Вас будут преследовать по воле и попустительству Королевы до тех пор, пока не уничтожат. И как бы вы ни старались, остаться в стороне вам не позволят, — встал Найтли. — Я ничего от вас не требую, Александр. Надеюсь только, что ко времени, когда вы осознаете необходимость перемен, я все еще буду жив.

Найтли не лгал. Умалчивал, недоговаривал, но не лгал. Он ненавидел — холодной, расчетливой злобой, укрывшей его, как полусгнившая роба утопленника. Нос заложило от запаха, и Алекс закрылся.

— Чем Она вам мешает?

— Вы когда-нибудь видели, как умирает Источник, из которого постоянно пьет Королева? — вопросом на вопрос ответил маг, и на его ладонях вспыхнуло черное пламя. — Нет? А я видел. На чахотку похоже: кашель, кровь… Потом смерть. Я три года наблюдал, как тает моя сестра, и ничего не мог сделать, потому что в Виндзоре сидит Дадли, а на троне — чудовище.

Найтли давно ушел, а Алекс все стоял у пристани и, сняв шнурок, разделял спутанные и сплавленные в комок амулеты. Над головой беспокойно шумели липы.

…значит, три года. Именно столько проживет Этансель, если попадет к Королеве. Девушку будут холить, лелеять и медленно убивать, выпивая магию с жизнью.

Короткая цифра поразила его неприятнее, чем предательство Валентина. Там был его собственный просчет и недосмотр, но здесь…

…кашель, кровь, — отделил он ногтем еще теплый круг солнца от треугольника Митры. — Не оттого ли Королева почти всегда выходит в свет без фрейлин — они пугают придворных?

…или попросту заканчиваются?

Узорная ладонь подвески оплавилась и плотно прилипла к овалу с потускневшим агатом. Алекс отсек ее, выпрямил, мрачно разглаживая золотые кружева.

…хорошо, что он не пошел на поводу желаний и запер Этансель в поместье. Там безопасно, там Ллойды, которые позаботятся и присмотрят. Пусть играет на спинете и рисует картинки, возится с шитьем и в саду. Позже, если захочет, с сыном. Или с близнецами — чтобы снизить риск рождения Источника, но в любом случае не раньше, чем ей исполнится двадцать.

Мелкие звезды кулонов скользили по нити, мешались с ромбами, лунами и бронзовыми фигурками демониц Старой крови — их длинные когти, зацепившись, терзали шнурок, а при попытке распутать связку до крови царапали пальцы.

Кровь и грязь утомили. После Уайтчепела, после близкого знакомства с Королевой и Шелл хотелось покоя, — освобождая нить, обламывал маг четырехпалые лапы фигурок, — а с Искрой спокойно. Безмятежно, уютно, тепло. И вся она — комочек теплой радости и бескорыстной любви.

…надолго ли? — Неловкое движение, и острый коготь распорол истонченный шнурок, амулеты с жалобным звоном застучали о землю. Чертыхнувшись, Алекс опустился на колено, зашарил в траве. — Иллюзия обручения продержится еще год или два, может быть, три, но потом, узнав, как сильно ошибалась, Искра захочет уйти.

И поймет, что он не собирается ее отпускать.

Вечная истина — женщины плачут легко, а утешаются быстро, — больше не казалась решением. Конечно, рано или поздно Тини смирится, но… В памяти того скота из Ист-Энда он уже видел ее в отчаянии — плачущую, напуганную, непонимающую, почему опекавший ее человек вдруг превратился в насильника — и от мысли, что однажды она посмотрит на него с таким же неприятием и отвращением, было не по себе.