Жена давно жила в Штатах, дочь — там же. Дочь тоже вышла замуж за американца, и теперь внучка и внук Савичева являлись гражданами США. Внук при случае мог стать и президентом. Впрочем, внучка тоже — неизвестно, какие у янки будут предпочтения лет через тридцать-сорок, если в настоящее время у них в президентах афроамериканец.

В середине восьмидесятых Савичев угодил в Афган, потом еще лет через десять — в Чечню. После хасавюртовского позора ушел из армии в звании подполковника. Всего-навсего. Военной карьеры не сделал.

После армии у Савичева тоже все не очень-то ладилось. Кинулся в бизнес. Какой там бизнес после сорока, без связей и без особого к этому самому бизнесу призвания?!

Нельзя сказать, чтобы уж совсем Савичев прогорел, но не обогатился однозначно.

Так что не стоило удивляться тому, что жена — кстати, моложе его на пять лет — бросила Савичева. Нет, поначалу вроде бы и не бросила: подвернулась работа, имелись связи для быстрого оформления визы…

А уж теперь-то Савичев и впрямь совсем не тем занялся, чем нужно. Федяев — директор завода. Заводишко-то небольшой, но к нему лет десять назад пара фирмочек прилипла — вроде рыбок-прилипал. И принадлежали эти фирмочки, конечно же, Федяеву и его молодой жене. И фирмочки теперь производили две трети — если не все три четверти — той продукции, что производил когда-то завод. Рабочие и служащие завода по несколько месяцев не получали зарплату, работали неполную рабочую неделю, часто отправлялись в неоплачиваемые отпуска. А Федяев разъезжал на BMW седьмой модели и внедорожнике «Тойота Лендкрузер», имел большой загородный особняк да еще купил себе две городских квартиры в относительно новом доме, объединив их в одну.

Именно в этом доме и погибла его дочь от второго брака — единственный в этой, новой семье ребенок.

И теперь Савичев будет свидетельствовать против Федяева…

Меньков в «органах — сначала в прокуратуре, а после в следственном комитете — работал шестнадцатый год, и не впервые ему приходилось заниматься вот таким «взвешиванием». То есть, несчастные супруги Алевтиновы — родители умершего маньяка — вместе со свидетельскими показаниями Савичева едва ли вытягивали на какой-нибудь там «полусредний вес». В то время как Федяев безоговорочно тянул на «супертяжа». Исход поединка предрешен.

И он, старший следователь городского следственного управления, майор юстиции Меньков, должен в этом поединке участвовать. На стороне Алевтиновых и Савичева.

4

Четверг, 9 сентября

Владимир Дмитриевич, судмедэксперт, которого Меньков за глаза звал трупорезом, отличался одной особенностью. Он часто преподносил старшему следователю сюрпризы, которые вообще-то следовало бы называть пакостями. Или подлянками.

Вот и теперь он, вызвав — неофициально, как часто это делал — к себе Менькова, рассказывал ему о результатах экспертизы, для которой пришлось производить эксгумацию.

— Череп на виске проломлен тупым предметом. Площадь поврежденного участка височной кости примерно тридцать квадратных сантиметров…

— Это мог быть носок ботинка, к черепу… приложенный? — быстро спросил Меньков, вспомнив показания Савичева.

— Запросто, — спокойно ответил судмедэксперт. — Приложенный с очень приличной скоростью и силой. Точно такие же повреждения на скуле погибшего и на нижней челюсти. В челюсти трещина. Сломана, можно сказать, челюсть. И несколько зубов выбито. В общем, повреждения прижизненные… Да, и вот на что я хотел бы обратить твое внимание — на медицинскую карту Алевтинова.

— А что же в ней внимания заслуживает? — проворчал Меньков. Не иначе еще какой-нибудь «сюрпризец» Дмитрич приготовил.

— А заслуживает внимание тот факт, что убиенный при жизни имел синдром Клайнфелтера. Слыхал такое матерное слово?

— Конечно, — уверенно ответил Меньков, вспомнивший недавнюю короткую лекцию Коренева. — Одна лишняя хромосома в наборе — она еще называется «хромосомой преступления». Слишком много мужского в человеческой особи получается.

— Ответ неправильный, — почти презрительным тоном выдал Дмитрич. — То есть, не совсем правильный.

Он достал из нагрудного кармана халата пачку сигарет и зажигалку, щелчком выбил из пачки цилиндрик, ловко подхватил фильтр губами, щелкнул зажигалкой.

— Ты слышал или читал только о случае лишней игрек-хромосомы. По-ученому это называется кариотип 47, — трупорез выпустил длинную и тонкую струю дыма, слегка прижмурился. — То есть, у мужчин в норме набор икс-игрек, а при кариотипе 47, который ты имел в виду, получается икс-игрек-игрек. Носители такого хромосомного набора — тупые, злобные хулиганы, насильники-маньяки. Наверное, следаки из Западного района такие же «просвещенные», как и ты, потому этого бедолагу в маньяки и записали.

Теперь трупорез уже откровенно издевался. Меньков зло засопел. Дмитрич широко улыбнулся:

— Ладно, никто не может объять необъятного.

Потом, вмиг сделался серьезным и даже мрачным:

— У Алевтинова как раз противоположный, можно сказать, случай — лишняя икс-хромосома в наборе половых хромосом. И это, должен я тебе, Михал Юрьич, сказать, похуже будет, чем кариотип 47. Задержка полового развития, задержка, опять же по-научному выражаясь, психоинтеллектуального развития индивида. Получается из несчастного младенца, родившегося с таким неправильным хромосомным набором, полуевнух и полудебил. Такие больные всегда бесплодны, половое влечение у них, естественно, сильно снижено. В общем, почитаешь литературу. Сейчас в интернете этого добра навалом.

— Следует ли сказанное тобой понимать так, что Александр Алевтинов никак не мог совершить преступления, в котором его обвиняли?

Трупорез взглянул на Менькова с ироничным удивлением:

— Ну, полностью ручаться за него не стану. Его родители все же с детства — точнее, с отрочества уже — положение пытались исправить, по докторам таскали, а доктора гормональное лечение прописывали. Я с уверенностью в девяносто пять процентов могу сказать, что Алевтинов изнасиловать никого не мог. Но и эти пять процентов вероятности — это, скорее, не с учетом гормонального лечения, а с учетом принципа: и незаряженное ружье раз в год стреляет.

— Однако, — Меньков покачал головой, — силен ты, Дмитрич, сюрпризы преподносить.

— Жизнь сюрпризы преподносит. Как Алевтиновым, например. Первый раз им жизнь сюрприз преподнесла, когда они узнали, что у них ребенок по существу инвалид. А во второй раз и того пуще… Посмотри, что они с ним сделали.

Дмитрич вытащил несколько фотографий из папки, лежащей справа от него на столе, подсунул Менькову.

— Они ему член, словно колбасу, на несколько кусков разрезали. На живой нитке эти куски один с другим соединялись. Мошонку рассекли. Ляжки исполосовали чем-то острым. Это не говоря уже о сломанных ребрах, проломленном черепе и множественных ушибах мягких тканей. С живым человеком такое сделали, с несчастным инвалидом.

Тон Дмитрича оставался бесстрастным. Меньков давно его знал, не меньше пяти лет, привык к его флегматичной реакции на все и вся, привык к мрачным, циничным